Партизанки

На немцев не похоже. Но осторожность — прежде всего. Я кивнул Ване Безбородову, и над дорогой раздался его зычный бас:

— Стой! Кто такие?

Но лошаденка и сама, видно учуяв незнакомых, замерла на месте, не дожидаясь окрика хозяина.

— Крестьяне мы, из Крюков, — донесся до нас мужской голос.

— Из Крюков? Далековато забрались. Документы есть?

Подошли поближе. Мужчина на санях не спешит с документами. Его внимательный взгляд красноречив: кто вы, друзья или враги? Рядом с ним на розвальнях виднеется припорошенная снегом фигура, тепло укутанная от мороза несколькими платками. Разобрать сразу, кто перед тобой, мужчина или женщина, невозможно.

Услышав голос, пассажир зашевелился, протер лицо и, широко улыбнувшись, произнес неожиданно тонким, женским голосом:

— Ах, Володя, черт проклятый! Какие тебе еще документы?

«Какой знакомый голос», — мелькнула мысль, и, пристально всмотревшись в лицо этой «снежной бабы», как окрестил я уже ее про себя, узнал: Мария Масюк! Вот это встреча!

Мы пропускаем взвод вперед, и Мария знакомит меня с комсомольцем Борисом Пигулевским, членом Бобруйского партийного подполья. В партизанах он недавно, с тех пор как попал на подозрение городской жандармерии и был вынужден уйти в лес.

— Далеко путь держите?

— Далеко, Володя. В Бобруйск.

— Ты с ума сошла, Марийка. Тебя же там ищут!

— Что ж из того? Город я знаю как свои пять пальцев, да и друзей там много — помогут, — улыбаясь, говорит Масюк. И тут же, переходя на серьезный тон, поясняет: — Командованию отряда срочно нужны разведданные по гарнизону. Обстановка в Бобруйске сложная. Это во-первых. А кроме того — к подпольщикам нашим заглянуть пора: предстоит вывезти в лес медикаменты, лекарства. В отряде немало раненых, больных, а лечить людей уже давно нечем: которую неделю из боев не выходим.

— А что с семьей, с ребятами? Нашла их?

— Если бы так, Володя… — сразу же изменившимся голосом ответила Мария. — С той поры как ушла из города, вестей никаких. Словно в воду канули… Как подумаю о них, беззащитных, маленьких, готова, кажется, в любое пекло идти, лишь бы отыскать детишек…

Вскоре мы распрощались.

Провожая взглядом медленно удаляющиеся в сторону Бобруйска сани, я не мог знать, что эта встреча с Борисом Пигулевским будет, к сожалению, последней: в одном из боев несколько недель спустя ему суждено было погибнуть. Не знал я и другого: как много опасностей будет подстерегать моих друзей при выполнении их задания, нелегкого, чрезвычайно опасного.

Повозка давно уже растворилась в снежной круговерти, а я, глядя ей вслед, по-прежнему думал о Марии, о ее улыбке, с которой эта молодая, обаятельная женщина шла в самое логово врага. Шла, быть может, на верную гибель.

Прошло чуть больше месяца, и партизанские дороги опять свели меня с Марией Масюк. В районе рабочего поселка Октябрьский, к югу от Бобруйска, отряды народных мстителей несколько дней подряд отбивали яростные атаки фашистов, пытавшихся блокировать партизанскую зону. Здесь мы и встретились.

— Чем же закончилась твоя поездка в город? — спросил я, едва нам удалось увидеться в перерывах между боями.

И Марийка рассказала мне обо всем.

…До города партизаны добрались уже к вечеру. Наезженная дорога вывела из лесу и заснеженным полем, минуя раскинувшуюся невдалеке территорию крупного вражеского аэродрома, повела к окраинам Бобруйска. Совсем рядом, надсадно завывая моторами, с интервалом в несколько минут поднимались в воздух тяжелые бомбардировщики и, медленно набирая высоту, устремлялись на восток.

Один, второй… пятый… восьмой!

Наблюдая за часто стартующими самолетами, партизаны не заметили, как из пригородной деревни навстречу им на дорогу выполз большой санный обоз. Это могли быть только немцы.

И действительно, едва расстояние сократилось до двух-трех сотен метров, на повозках отчетливо засерели мышиного цвета шинели. Мария заметила приближающуюся опасность слишком поздно: кругом открытое, без единой тропки, заснеженное поле. До синевшего вдали леса, из которого они недавно выехали, было, по крайней мере, около километра.

Все ближе и ближе гитлеровцы. Нащупав под курткой пистолет, Борис незаметно передернул затвор. Две гранаты лежат рядом, под тонким слоем прелого сена. Чем закончится эта встреча?

Не доехав до них несколько метров, головная повозка остановилась. И сразу же — отрывистый, гортанный выкрик:

— Партизан, хальт!

Вороненые дула трех автоматов нацелились на Бориса и Марийку. С восьми других саней, остановившихся чуть поодаль, за происходящим внимательно наблюдали еще двадцать пять — тридцать фашистов, держа оружие на изготовку.

— Мы крестьяне, — неторопливо, но услужливо отозвалась Мария и, опустив руку в широкие складки одежды, начала там что-то искать.

Офицер, стоявший перед ней, резко вскинул парабеллум, дуло пистолета почти уперлось в лицо партизанки.

Мария достала небольшой, аккуратно свернутый цветастый платок, а из него — спокойно, с чисто крестьянской обстоятельностью — свой потертый, старенький паспорт.