Но никто, кроме очень ограниченного круга людей, об этом не имел ни малейшего представления. Целью ее ставших регулярными поездок в Осиповичи продолжала оставаться для всех в Парщахе, да и в окрестных селах, соль. С просьбами помочь достать им немного соли к нашей разведчице нередко стали обращаться и жители ближних деревень. Отказа не получал никто. Ведь это делало прикрытие Тины еще более авторитетным.
В начале июня 1942 года в результате решительной и смелой операции, проведенной партизанским отрядом имени Ворошилова вместе с отрядами Александра Шашуры и Алексея Кудашева, подверглись внезапной атаке и были разгромлены одновременно два крупных и хорошо укрепленных сельских гарнизона врага — в деревнях Межное и Максимовские Хутора. Небольшая лесная зона, лежащая между Бобруйском. Осиповичами и райцентром Старые Дороги, на долгое время целиком и полностью оказалась партизанской: разбитые гарнизоны были последним оплотом оккупантов здесь.
Радости партизан не было предела. Все прекрасно понимали, насколько важен и серьезен этот успех: на территории, временно захваченной врагом, появился еще один, пусть совсем маленький, но наш, советский район, до конца очищенный от фашистской нечисти. И в этом была немалая заслуга Тины Слезиной: за несколько дней до операции она по заданию командования нашего отряда блестяще провела разведку в гитлеровских гарнизонах. Ей было достаточно лишь однажды побывать там, чтобы во всех подробностях досконально установить расположение огневых точек врага, систему оборонительных сооружений, караулов, застав. Конечно, Тину в любой момент могли схватить гитлеровцы. Она знала об этом, но действовала всегда спокойно, хладнокровно, расчетливо.
Однажды, вернувшись, как и обычно, из города, Тина неторопливо, с таинственным видом достала из телеги весь облепленный сеном, но новенький и совершенно исправный радиоприемник.
— Подарок вам от молодежи города, — пояснила она, скромно отходя в сторону.
Мы просто поражались мужеству и выдержке этой простой женщины. Ведь почти на каждой улице оккупированного врагом города, из которого она только что вернулась, были снова, в который раз, вывешены многочисленные приказы с категорическим, ультимативным требованием немедленно сдать все имеющиеся у населения радиоприемники!
— Вообще-то я не трусиха, — призналась чуть позже Тина. — Но на этот раз нервы едва не сдали. Еду по городу… Жара, пыль, дышать нечем. И куда ни посмотришь — всюду серо от солдатских мундиров. Кажется, будто все взгляды направлены прямо на тебя. И вот впереди — патруль. Два здоровенных фашиста: «Хальт, партизан!..» Сердце у меня так и оборвалось. «Ну все, — думаю, — приехала!» А потом, когда глянула я им в глаза, до того сонными и равнодушными они мне показались, просто ужас! «Что-то здесь не так, — соображаю. — Знали бы, что я партизанка, по-другому бы смотрели!» Улыбнулась я им через силу и вежливо так отвечаю: «Найн, пан, никс партизан!» И паспорт свой подаю. Почитали они, полистали, на телегу кивают: что, мол, везешь? А один даже сено начал ворошить. Показываю им кульки с солью, а сама думаю: «Только бы под рогожу не полезли — тогда уж ничего не спасет!» Начали они кульки щупать, а я с детьми мысленно прощаюсь… Но рогожу почему-то поднимать не стали, лень, видно, было. Ни слова не говоря, пошли дальше…
После этого случая командование решило категорически запретить ей вывозить из Осиповичей что-либо, кроме разведывательных данных. И соли, конечно. Это во-первых. А во-вторых, чтобы сократить до минимума степень риска, которому каждый раз подвергалась разведчица, мы попросили ее в дальнейшем поддерживать связь лишь с какой-то одной связной в Осиповичах. Это в какой-то степени уменьшало опасность провала хотя бы временно.
Однако Тина запротестовала.
— Вы не имеете никакого права жалеть меня, — горячилась она. — В жалости я никогда не нуждалась и нуждаться не буду. А вот в силы мои верьте, обязательно верьте! Городские подпольщики-комсомольцы с риском для жизни собрали для вас оружие, патроны, гранаты. И все это нужно вывезти. И уж тут, хотите или нет, без моей помощи вам не обойтись! Чтоб вывозить оружие ночью — даже и думать нечего. Остается одно — переправлять днем. А с этим, сами понимаете, пока никто вернее меня не справится! И знаю я, на что иду.
Что мы могли на это ответить? Отдавать все свои силы и даже жизнь, если потребуется, справедливой борьбе с врагом — это было, бесспорно, ее неотъемлемое право. Нам оставалось лишь убедительно и настойчиво просить Тину беречь, насколько это возможно, себя и тщательно продумывать, взвешивать каждый свой шаг, ни на минуту не забывая об осторожности.
Но предусмотреть абсолютно все было, конечно, невозможно. И я не могу не вспомнить сейчас короткий эпизод из боевой судьбы Тины, когда лишь счастливая случайность спасла ее от неминуемой, казалось бы, гибели.