Партизанки

Однажды поздним октябрьским вечером, когда улицы оккупированного города погрузились в тревожную тишину, на квартире Масюк собрались руководители группы — Иван Химичев и Владимир Дорогавцев. Последняя сводка Совинформбюро, которую они принесли с собой, оказалась необыкновенно радостной. Лаконичным и даже чуть-чуть сдержанным деловым языком в ней говорилось о том, что Красная Армия на всех фронтах остановила наступление фашистов. Радости патриотов не было предела. В скупых строчках короткого радиосообщения они не могли не увидеть самых первых и оттого самых дорогих, волнующих признаков начала перелома в ходе войны.

— Об этом завтра же должен знать весь город! — оживленно воскликнула Мария, в который уже раз перечитывая сводку. — Чего бы это нам ни стоило!

Не теряя ни минуты, подпольщики, а с ними и Эмма Вольфсон, принялись за дело. Склонившись над столом, аккуратно выводя каждую букву, переписывали они строки обращения к бобруйчанам. Стопка листовок, каждая из которых закапчивалась пламенными словами: «Наше дело правое! Победа будет за нами!», росла на глазах.

Совершенно неожиданно, когда недописанными остались всего лишь несколько экземпляров сводки и Мария уже начала подумывать о том, где в первую очередь следует их расклеивать, массивная входная дверь, тщательно запертая с вечера, загудела под чьими-то мощными, настойчивыми ударами. Убрать стопку листовок в надежный, хорошо замаскированный тайник, проверить оружие и принять позы, которые не внушили бы подозрение посторонним, было делом буквально нескольких секунд.

Но, приготовившись к самому худшему, Мария по странной возне и грубому голосу за дверью поняла, кто именно ломится к ним в дом в столь поздний час и с такой бесцеремонностью. Это был Иоганн, фельдфебель одной из гитлеровских частей, стоящей в городе, который с некоторых пор повадился приходить сюда незваным. Он вламывался в квартиру по обыкновению вдребезги пьяным и, развалившись на диване, приказывал петь русские песни. Приходилось петь ради того, чтобы не провалить общее и такое важное для всех дело.

Вот и на этот раз подпольщики, чтобы избежать скандала, открыли дверь. Фельдфебель ввалился в чисто убранную комнату в залепленных бурой грязью сапогах. С его серо-зеленого мундира стекали на пол крупные капли дождя. Широко расставив ноги и выбросив вперед правую руку, он гаркнул на весь дом:

— Хайль Гитлер!

Мария придвинула ему стул:

— Битте, герр Иоганн, битте…

Но фельдфебель, от которого за версту разило тяжелым водочным перегаром, не обратил на приглашение ни малейшего внимания. Тупо ухмыляясь, он уставился в дальний угол комнаты, где, стараясь не привлекать к себе внимание, сидела с книгой в руках Эмма Вольфсон.

— О, фрейлейн! Зер гут!

Пьяно качаясь и наталкиваясь на мебель, фашист подошел к девушке вплотную. Когда его здоровенные, кирпичного цвета ладони грубо и тяжело легли на испуганно вздрогнувшие плечи Эммы, она резко и негодующе вскочила со стула и что было сил толкнула гитлеровца в грудь. Ее большие, опушенные густыми черными ресницами глаза горели такой ненавистью и отвращением к фельдфебелю, что тот, даже едва держась на ногах, заметил это.

— А, юде?! — внимательно вглядываясь в черты смуглого лица девушки, прохрипел он.

С перекошенной от злобы физиономией, что-то бормоча, гитлеровец заскреб рукой по кобуре, вытащил пистолет. Мария бросилась к фашисту, не обращая внимания на взведенный парабеллум, повисла на его руке и, путая русские и немецкие слова, стала торопливо убеждать:

— Герр фельдфебель, герр Иоганн, она никс юде, никс! Она моя сестра. Швестер, понимаете, швестер!..

До сознания разъяренного гитлеровца далеко не сразу дошли ее слова.

— Юде, юде! — продолжал выкрикивать он.

— С ним надо кончать, Ваня! И сейчас же! — улучив момент, тихо шепнул Химичеву Владимир Дорогавцев.

— Но только не здесь.

Едва заметно кивнув в ответ, Дорогавцев, а вслед за ним и Химичев присоединились к Марии. Необходимо во что бы то ни стало отвлечь фашиста от несчастной девушки, спасти ее.

Наконец после бесконечно долгих уговоров и просьб фельдфебель начал постепенно отходить. Он с угрюмым видом, не глядя в сторону Эммы, неожиданно потребовал, чтобы все проводили его до комендатуры. Немедленно!

— Пожалуйста, как пан прикажет, — с готовностью отозвался Дорогавцев, выразительно поглядывая на друзей.

На улице густая, плотная темень тотчас же окутала людей. Мелко и нудно моросил затяжной осенний дождь. Резкие порывы ветра, наполненного промозглой сыростью, пронизывали, казалось, до самых костей.

Фельдфебель, опираясь на Володю Дорогавцева, грузно и с трудом переставлял ноги, пьяно бормоча что-то, однако правой рукой по-прежнему крепко держался за расстегнутую кобуру. Впереди, в нескольких шагах, молча шли женщины. Вернее, Мария вела Эмму, полуобняв ее за вздрагивающие плечи.