Партизанки

Прошли метров двадцать пять. Вот наконец и подходящее место: справа темнеет пустыми глазницами окон покинутый хозяевами дом. Выбрав удобный момент, Иван Химичев немного приотстает, а затем, молниеносно размахнувшись, расчетливо и точно бьет гитлеровца рукоятью пистолета по голове.

Подхватив разом обмякшее тело, подпольщики, ни секунды не медля, втащили его в заброшенный дом. Через минуту-две из безмолвной глубины донесся негромкий всплеск. Подвал, затопленный черной стоячей водой, — самая надежная могила для подгулявшего фельдфебеля…

Тогда удалось спасти Эмму Вольфсон. Однако месяц спустя смерть все же настигла ее, как тысячи других ни в чем не повинных советских граждан еврейской национальности. Она погибла вместе со своим отцом.

Это произошло накануне Октябрьских праздников.

Окраинные кварталы на юго-западе Бобруйска незадолго до этого были превращены гитлеровцами в еврейское гетто. Утром 5 ноября туда со всех концов города эсэсовцы с овчарками начали сгонять толпы полураздетых измученных женщин, детей, стариков.

— Шнель! Шнель! — кричали они.

Причитали женщины, плакали дети, словно предчувствуя, что каждый шаг приближает их к неизбежной гибели. Людей выводили за город, лес, где уже были выкопаны специальные траншеи, выдаваемые фашистами за систему противотанковых укреплений. Недолгие приготовления, суета палачей возле пулеметов — и вот уже зловещую тишину, нависшую над шеренгами людей, разрывают длинные, захлебывающиеся очереди…

А тем временем в городе, во дворах и квартирах, оставшихся без жильцов, шел безудержный, разнузданный грабеж. Из дверей, из выбитых окон на мостовые летели домашние вещи расстрелянных. Гитлеровцы хватали все, что попадалось им под руки, не брезгуя абсолютно ничем.

Прошло всего несколько дней, и в Бобруйске открылись специальные магазины, в которых гитлеровские палачи, не успев еще смыть с себя кровь своих жертв, начали торговать вещами, снятыми с казненных ими советских граждан. По этим омерзительным лавкам с утра до вечера слонялись фашисты, не успевшие еще вдоволь награбить во время недавних погромов и выбиравшие теперь подарки своим семьям для отправки в Германию…

Ужасное известие о массовых расстрелах мирных жителей, подготовка к которым велась гитлеровцами в глубокой тайне, всколыхнула весь город. В тот же день Бобруйский подпольный комитет дал срочное указание группам развернуть немедленную агитацию среди жителей, а также призвать все еврейское население как можно быстрее уходить в леса, под защиту партизанских отрядов. Вскоре патриоты (в основном это были женщины) распространили по Бобруйску выпущенное подпольным парткомитетом обращение к населению города, в котором предлагалось всем гражданам выходить в леса, объединяться и становиться на путь вооруженной борьбы.

Этот призыв нашел горячий отклик в сердцах бобруйчан: вместе с уцелевшим еврейским населением город покидали и многие члены антифашистских организаций и групп, все те, кому нельзя было больше оставаться в Бобруйске, кто мог вызвать хоть малейшее подозрение у фашистов. Через руководство отдельных групп им выдавались пропуска, заготовленные Иваном Химичевым, Виктором Ливенцевым, Андреем Колесниковым и Алексеем Сарафановым. Активизировало свою деятельность и подполье.

Чудовищным и диким было злодеяние фашистов, уничтоживших в течение одних только суток многие тысячи беззащитных жителей Бобруйска, в основном — женщин, детей, стариков. Однако никто из нас не мог тогда подозревать, что буквально на следующий же день, 6 ноября, в канун 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, в оккупированном городе разыграется новая кровавая трагедия, которая затмит своими масштабами и изуверством только что совершенное гитлеровцами преступление.

В ночь на 7 ноября над северо-восточной частью Бобруйска, там, где находились бастионы старинной Березинской крепости, вспыхнуло и высоко взметнулось вверх огромное багровое зарево. Почти тотчас же оттуда донеслись приглушенные расстоянием крики, частая дробь автоматных и пулеметных очередей. В воздухе запахло гарью. А через несколько минут немного левее, в стороне, вспыхнул еще один сильный пожар и одновременно с ним, заглушая человеческие возгласы, тяжело и размеренно ударили пулеметы.

Ни для кого в городе не было секретом, что на территории бобруйской крепости с первых же дней оккупации фашисты создали один из самых крупных в Белоруссии лагерь военнопленных. Немногие чудом спасшиеся узники, нашедшие приют у гражданского населения, с ужасом рассказывали о невиданном произволе, об истязаниях и голоде, о зверских пытках, терроре и казнях, царивших в лагере. Живущие поблизости от крепости изо дня в день видели за проволочной оградой лагеря целые штабеля из тел замученных насмерть военнопленных. На колючей проволоке, в два-три ряда окружавшей крепость, тут и там зловеще темнели десятки окровавленных и почерневших трупов. Они висели так неделями для устрашения всех тех, чью волю и стойкость не могли сломить никакие мучения и кто день и ночь мечтал об одном — о побеге из этого ада.