Она так же проворно выскользнула из комнаты — только длинная юбка зашуршала, задев косяк двери, — и тут же снова вернулась с походной аптечкой в руках.
Встретив недовольный взгляд Вепрева, она виновато улыбнулась.
— Это не отнимет у вас много времени. Я быстро.
— Сходите пока за Бороздиным! — сказал Вепрев Преображенскому.
Тот, по-своему истолковав поручение, усмехнулся про себя и вышел.
Оставшись наедине со своим пациентом, Сонечка мгновенно преобразилась. От подчеркнутой ее застенчивости не осталось и следа. Она смотрела на него не только без смущения, но даже чуточку лукаво.
— Мужчины все ужасные неженки, не переносят боли. Вы тоже?
— Очевидно, как все, — ответил Вепрев и сам удивился тому, что не решился ответить ей так резко, как ему хотелось.
— Надо снять китель. Позвольте, я помогу вам.
Она подошла к нему, проворными и осторожными движениями высвободила раненую руку из рукава. Повязка, наспех наложенная Бороздиным, задубела от пропитавшей ее и засохшей крови.
— А вы еще противились, — мягко упрекнула Сонечка. — У вас серьезная рана.
Узкими блестящими ножницами она разрезала хрустевший под лезвиями заскорузлый холст.
— Придется потерпеть немножко, — сказала Сонечка, осторожно отмачивая присохшую к ране ткань, — совсем чуточку, совсем чуточку...
— Хватит нянчиться! — обозлился Вепрев, отвел ее бережные руки и, рывком сдернув побуревшую холстину, скрипнул зубами.
Сонечка, к его удивлению, не ойкнула, не вздрогнула. Только пристально и даже едва ли не с насмешкой посмотрела ему в глаза.
— Какой вы... нетерпеливый. А впрочем, разом всегда лучше... Потерпите еще, пока я рану обработаю.
Когда вошли Трофим Бороздин и Преображенский, Сонечка уже заканчивала перевязку.
— Это его работа? — Сонечка указала на валявшуюся на полу холстину, которая свернулась трубкой, как пласт снятой со ствола таловой коры.
— А что, плохо? — спросил Бороздин. — Не по медицине?
— Почему плохо? — возразила Сонечка. — Кровотечение остановили. Это главное. А остальное... — она пожала плечами.
Потом сказала уже Вепреву:
— Отказывались, а к вечеру уже загноилось бы.
— Спасибо! — сказал Вепрев.
— Вечером приду, смеряю вам температуру.
Она опять пристально посмотрела ему в глаза и произнесла как-то с нажимом:
— До свидания!
И вышла мелкими неслышными шагами.
Вепрев разорвал пакет, прочел вложенную в него бумагу сперва про себя. Потом вслух.
Письмо было подписано Бугровым и Брумисом.
В нем сообщалось о поездке Сергея Набатова в Коноплево, о встрече там с самостийным отрядом Чебакова и подробно передавался разговор с представителем Мухинской волости Красноштановым.
Бугров и Брумис считали, что Красноштанов правильно ставит вопрос. Нужна единая революционная власть, которой подчинялись бы все партизанские отряды и все местное население.
Свои предложения Бугров и Брумис излагали так:
— Что скажешь? — спросил Вепрев внимательно слушавшего Трофима Бороздина.
Бороздин по обыкновению отвечал немногословно:
— Что скажу? Дело пишут мужики!
Неожиданно вмешался Преображенский:
— На мой взгляд, излишняя это затея. Мне кажется...
— Когда кажется, креститься надо! — оборвал его Бороздин. — Дураку понятно, во всяком деле должен быть порядок. Стало быть, власть нужна!
— Извольте выслушать, — не уступал Преображенский. — Власть, конечно, нужна. Но к чему эти разговорчики, заседания, митинги? Какая еще власть нужна в Больше-Илимском? Отряд товарища Вепрева с боями занял село? Занял! Время военное. Следовательно, верховная власть в Больше-Илимском — начальник гарнизона, то есть командир отряда товарищ Вепрев!
— Министерская у тебя голова! — усмехнулся Бороздин. — А в Перфильевой, значит, власть Бугрова? В Коноплевой власть Чебакова?
Преображенский заносчиво вскинул голову. Вепреву показалось, что сейчас он клюнет Бороздина в макушку.