Читаем Партизанская богородица полностью

— И у тебя, и у меня даже по два глаза. А ты знаешь, — сказал он после короткого молчания, — меня, пожалуй, больше беспокоит чебаковский делегат.

— Это в папахе с красной лентой который?

Брумис кивнул.

— Нет! — Красноштанов пренебрежительно махнул рукой. — Гром от него может быть, а молонья не ударит. От кого если будет беспокойство — это от Митрофана. Все эти Рудыхи одного корня, буржуйского. Этому дому хозяин тоже Рудых. Это тебе известно?

— Известно. Такой дом и выбирал.

Красноштанов глянул на него с недоумением.

— Как же это понимать?

— Очень просто. Сила есть — бери быка за рога!


Первый, каменный этаж своего дома Иннокентий Рудых приспособил под лавку. Судя по не выветрившимся еще запахам, торговали здесь самыми разнообразными товарами, начиная от бакалеи и гастрономии и кончая шорными изделиями и колесной мазью. Остались только запахи — товары хозяин предусмотрительно вывез загодя.

— Об нас позаботился, — сказал Петруха Перфильев, — чтобы не таскать, не ломать хребтину.

Полки и прилавок выдрали и вынесли на задворки. В опустевшей просторной комнате поставили стол, застлали его кумачовой скатертью, занесли несколько длинных лавок.

Брумис от имени и по уполномочию Военно-революционных советов партизанских отрядов Бугрова и Вепрева объявил краевой съезд открытым.

Согласно решили избрать президиум в составе председателя, его товарища и двух секретарей.

Но когда стали называть кандидатов в председатели, сразу обозначился разнобой. Почти у каждого была своя кандидатура. На пост председателя выдвинули восемь человек, половину от числа всех присутствующих делегатов. И хотя за Брумиса голосовали представители всех партизанских отрядов, больше голосов получил член Больше-Илимского исполкома Митрофан Рудых.

— Говорил я тебе, — сказал Красноштанов Брумису, когда Митрофан Рудых, раскланиваясь на все стороны и внимательно оглядывая всех маленькими, глубоко запавшими глазами, прошел к столу.

— Пока ничего страшного, — ответил Брумис, но с этой минуты уже не спускал глаз с председателя.

Заняв председательское место, Митрофан Рудых заметно преобразился. Развернулись плечи, и сутулая фигура стала представительней и словно даже выше. На широкоскулом лице с жидкими вислыми усиками утвердилось выражение особой значительности. И только быстро бегающие монгольского типа глаза выдавали его взволнованное состояние.

5

Красноштанов, настораживая Брумиса против усатого председателя съезда, вряд ли предвидел, что его слова оправдаются так скоро, и уж, конечно, не предполагал, что первый удар будет нанесен ему самому.

Митрофан Рудых обратился к съезду с неочередным заявлением.

— Хотя мы только что утвердили полномочия делегатов, — сказал он, — есть надобность вернуться к этому вопросу. На мое имя, как председательствующего на съезде, — эти слова Митрофан Рудых произнес подчеркнуто значительно — поступило ходатайство. В этом ходатайстве изложено о незаконных, корыстных действиях одного из делегатов нашего съезда...

— Кого?

— Кто такой?

— Про кого изложено? — загудели нетерпеливо.

— Позвольте зачесть.

Ходатайство начиналось с покорнейшей просьбы защитить волостное общество от притеснений председателя Совета Красноштанова Григория Кузьмича. Дальше излагались его вины. После того как он стал председателем, сводил личные счеты с уважаемыми односельчанами. Производил незаконные реквизиции. Сам же Красноштанов использовал свое положение для незаконного обогащения. Получил от начальника партизанского отряда шесть мешков муки, двадцать четыре аршина мануфактуры и двадцать фунтов мыла. Да кто знает, сколько еще прилипло к рукам от незаконных реквизиций. Вот как борется Красноштанов Григорий Кузьмич за рабочее дело.

Красноштанов подошел к столу.

— Прошу слова!

— Пожалуйста, товарищ Красноштанов, — произнес председатель с язвительной вежливостью.

Все уставились на Красноштанова, столбом стоящего возле стола. Только Брумис по-прежнему не спускал глаз с председателя. Митрофан Рудых, откинувшись назад на своем председательском стуле, со снисходительной и какой-то ленивой улыбкой смотрел искоса на Красноштанова. Как кот, выпустивший на минутку пойманную и уже полузадушенную мышь.

«Рано торжествуешь, — подумал Брумис. — Только бы Григорий не вздумал оправдываться».

— Слагаю полномочия, — сказал Красноштанов. — Слагаю, пока не закончится следствие по этой кляузе. Требую немедленного следствия!

Сказал веско. Каждое слово глыбой падало в настороженную тишину. И не торопясь, гулкими шагами прошел к прежнему своему месту и сел рядом с Брумисом.

— Зачем так? — сказал ему Сергей. — Им только того и надо, вытеснить нас.

— Григорий прав! — возразил Брумис. — А теперь дело за нами.

Он резко встал и, не успел опешивший председатель раскрыть рта, как Брумис уже стоял возле него.

Призвать бы его к порядку за неуважение, но... Митрофан Рудых оглядел построжавшие лица партизан и не осмелился.

— От имени военных делегатов поддерживаю! — сказал Брумис. — Требуем немедленного следствия! Правильно, товарищи?

Дружный гул голосов поддержал его.

Перейти на страницу:

Все книги серии Далеко в стране иркутской

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее