Впереди шла разведка, по флангам двигались сильные группы прикрытия во главе с Усольцевым и Ефременко, весь остальной состав отряда был также готов в любую минуту вступить в бой.
Полозья звучно скрипели, лошади тяжело дышали и часто проваливались по брюхо в снег. Сани натыкались на скрытые под снегом пни, упряжь то и дело надо было починять, ломались оглобли. Это сильно замедляло движение. За одиннадцать часов мы продвинулись лишь на двадцать километров.
Наконец подошли к Варшавскому шоссе. Разведчики осмотрели местность. Выставив на флангах сильные заслоны, отряды начали переходить шоссе, и через час вся колонна благополучно перебралась.
Но впереди еще одна серьезная преграда — железная дорога. Я чувствовал, что до рассвета мы не успеем перейти ее: партизаны были вконец измучены; они находились в таком состоянии, когда человек может уснуть на ходу. Устали и лошади. Делать же дневку между шоссе и железной дорогой опасно: по следам противник мог легко нас обнаружить, да и местность для обороны непригодна. Надо при любых условиях переходить железную дорогу, даже если и не успеем миновать ее до рассвета.
К девяти часам утра мы с трудом дошли до железной дороги. Комиссар Родин с разведчиками выяснил у местных жителей обстановку; она оказалась весьма тревожной.
— Нелегко нам придется, — обратился ко мне комиссар. — Разъезд Верхутино в двух километрах, немецкий гарнизон в последние дни усилен, бронепоезд находится в двенадцати километрах на станции Старые Дороги… Но делать нечего. Стоять здесь тоже нельзя.
— Нужно действовать быстро, — сказал я.
Мы вышли к полотну железной дороги. Канавы по обеим сторонам неглубокие, насыпь низкая, но по другую сторону полотна в кустах протекала вязкая речка. Бросить лошадей, продовольствие, боеприпасы и двигаться пешими? Нет, нужно пройти железную дорогу со всем обозом.
Подбежала Валя Васильева.
— Правее находится переезд, но там дзот, — доложила она.
— Дзот для нас не препятствие, двинемся через переезд, — сказал Родин.
Сейчас же выслали к переезду Меньшикова с группой. Немецкая охрана сразу заметила их и открыла из дзота пулеметный огонь.
Приказав Кускову и Арестовичу под прикрытием нашего огня быстро переходить железнодорожное полотно, я взял группу Усольцева и повел ее на дзот.
Прижатые огнем противника к земле, недалеко от дзота лежали Меньшиков и его разведчики.
— Окружить дзот! — крикнул я.
Партизаны перебежками стали обходить дзот. Из леса показались первые сани, из дзота по ним сейчас же был открыт пулеметный огонь. Усольцев и Назаров установили пулеметы и в свою очередь открыли огонь по дзоту. Пулеметчик Оганесян по глубокому снегу подобрался ближе к дзоту и с расстояния пятидесяти метров короткими очередями расстрелял по амбразуре два диска. Пулеметы противника замолкли.
Спустя двадцать минут оба отряда с обозами перешли железную дорогу. Когда партизаны скрылись в лесу, поднялись и мы. Дзот молчал.
Прошли два километра и вдруг сзади услышали шипение паровоза. Ударили орудия — это открыл огонь бронепоезд.
— Опоздали, гады, — сказал Усольцев, и его усталое лицо повеселело.
В десяти километрах от железной дороги в деревне Пасека мы сделали привал. Коско и Долик бегали по колонне и торопили партизан накормить и укрыть от холода лошадей.
Валя тяжело сползла с лошади, привязала к саням поводья и, как подкошенная, свалилась в сани и уснула.
— Бедняжка, четверо суток в седле. Нужно отнести ее в дом, иначе замерзнет. — Родин с грустью и нежностью посмотрел на Валю и позвал партизан. — Эй, ребята, сюда!
— Я один ее донесу, — улыбнулся Карл Антонович и, взяв Валю на руки, как ребенка, понес в дом.
Перекусив, комиссар отправился посмотреть, как отдыхают партизаны, а мы — Арестович, Кусков и я — принялись обсуждать дальнейший маршрут.
Далеко на юге начиналось Полесье — леса, овеянные народной легендой. Туда лежала наша дорога. Там мы немного отдохнем, а затем опять сюда — ближе к Минску, где ждет нас начатая работа.
В деревне Пасека мы пробыли до вечера. Противник нас не тревожил. Видно, находились здесь не слишком большие его силы и потому нападать не решался.
Валя все еще спала. Родин осторожно потряс ее за плечо:
— Поднимайся, партизанка, в поход.
Она встрепенулась, кулаками протерла глаза.
— Где мой конь?
— Все в порядке, кавалерист, — улыбнулся Родин. — Напейся чаю, и — опять в поход.
Пожилая хозяйка принялась угощать Валю. С искренним восхищением смотрела она на девушку.
После отдыха двигаться было легче. Слышны были смех, шутки. Неожиданно ко мне подъехали Ларченко, Валя и два незнакомых всадника.
— Разведчики из отряда Шубы, — пояснил Ларченко. — Их отряд стоит в деревне Осовец.
— Здесь не было карательной экспедиции? — спросил я их.
Партизаны переглянулись и ответили отрицательно.
— Поблизости есть гарнизоны противника? — продолжал расспрашивать я.
— В Верхутино и Старых Дорогах, а у нас спокойно.
— Где мы можем остановиться?
— Впереди будет деревня Зеленки, там и остановитесь. Нам по пути, проведем, — предложили разведчики.