Партизанская хроника

— Необходимо лечение в больнице, а может, даже и операция, — сказал мне Лаврик.

Я закусил губы. Брать их назад с больными ногами мы не могли — стоял сильный мороз. Комиссар поехал в отряд к Шубе. Тот обещал взять к себе обмороженных партизан, а потом первым же самолетом отправить их на Большую землю.

Через несколько дней вернулись разведчики. Секреты заметили их еще далеко в поле и дали нам знать. Все вышли им навстречу. Мы напряженно всматривались в их лица: улыбаются — кажется, все хорошо…

— Ну как? — нетерпеливо спросил Меньшикова Родин.

— Все живы-здоровы и шлют большой привет, — отстегивая ремни лыж, ответил Меньшиков. — Сейчас расскажу.

Валю и других разведчиков окружили партизаны и повели к себе. Каждому хотелось узнать про судьбу товарищей.

Меньшиков выпил чаю и стал рассказывать:

— Наш лагерь цел, только потрепан сильно. В нем живут Луньков, Малев, Шешко с группой и оба отряда. Сермяжко с задания вернулся. Наш прорыв действительно сбил с толку фашистов. Среди них пошли слухи, что через железную дорогу прошла трехтысячная армия. Потому они и не преследовали дальше. В Воробьевском лесу карательная экспедиция закончена, теперь фашисты, кажется, готовятся провести ее в Полесье.

— Нужно сообщить Шубе, пусть он передаст в обком партии, — сказал Родин.

— А мы домой, — радовался Кусков.

Мы подняли партизан в поход. Над лесом садилось солнце, когда мы оставили деревню.

По ненаезженной полевой дорожке Меньшиков провел отряд через железную дорогу, затем через Варшавское шоссе, и к утру мы уже достигли своего лагеря.

Все вокруг напоминало о жестоком бое: деревья изрешечены пулями и осколками, земля изрыта минами, снег вытоптан, валялись патронные гильзы, чернели пятна крови. По-прежнему висели дощечки с надписью «Осторожно! Заминировано».

— Это спасло наш лагерь, — улыбнулся Карл Антонович.

— Здравствуйте, Станислав Алексеевич! — первым заметив меня, бросился Малев.

— Где ты пропадал? — обнял я его.

— Виноват, товарищ командир. В районе Поликаровки, когда началась стрельба, лошади испугались, я остался их успокаивать. А потом уже потерял из виду отряд. В лесу встретил группу партизан из отряда Мотевосяна…

Из землянки без шапки выскочил Луньков, схватил меня в свои медвежьи объятия, сильно сжал. Подошли Сорока, Мотевосян и Шешко.

— Вы с похода, вам нужно отдохнуть, — сказал Сорока и бросился отдавать распоряжения.

В уцелевших землянках с трудом разместились два отряда. Начали думать, куда определить третий отряд. Мотевосян заявил, что он нашел выход из положения. Он быстро построил свой отряд к походу.

— Куда вы, Хачик Агаджанович? — спросил я.

— Землянки сейчас нечего строить — скоро весна, так что пойдем в деревню.

Вскоре со своим отрядом вышел и Сорока. Остались мы одни и начали устраиваться снова.

Долик Сорин и другие партизаны хозяйственного взвода возвратили крестьянам лошадей, взятых у них перед экспедицией. Рахматул Мухамендяров заделывал пробитые минами стены конюшни. Повара устраивали кухню. Вербицкий ремонтировал что-то в бане, и вскоре из трубы повалил синеватый дымок.

В штабной землянке ничего не изменилось: те же стены, обитые шелком парашюта, тот же стол, нары. Но сама она казалось теперь милее и дороже.

— Расскажи, Алексей Григорьевич, как ты здесь уцелел? — попросил я начальника штаба.