Партизанская хроника

— Нескладно получилось, — вздохнул Луньков. — Кто-то с командного пункта крикнул: «Проверить обоз! На острове остались подводы с продовольствием и люди из хозяйственного взвода!» Возвращаюсь на остров, проверяю: никого нет. Выхожу обратно на дорогу, а вас уже нет. Огляделся, вижу семь немецких автоматчиков. Схватился за сумку, там документы штаба. Думаю, по ним можно установить все, чего так тщетно добивается немецкая разведка. Уничтожить сумку нет времени… Закрываюсь маскхалатом и ложусь. Каратели подходят ближе, но не замечают меня. Когда они подошли почти вплотную, пустил по ним две очереди из автомата. Кстати, наши автоматы чудесно работают… Четыре фашиста остались на месте, а трое поспешно отскочили и залегли, так и не обнаружив меня. Скоро они опять поползли в мою сторону, снова очередь — и враги недосчитываются еще двух. Вдруг кто-то дернул меня за полу маскхалата, смотрю, а это кореец Виталий, командир взвода в отряде Сороки. Вместе с ним подполз еще один партизан с ручным пулеметом… Вот это уже здорово! Теперь не возьмешь! Рядом друзья, и на душе спокойно. Виталий кратко сообщил обстановку: противник близко подошел к острову, обозы Сороки и Мотевосяна отошли к лесу. Командиры просят меня явиться на совещание… На этом совещании мне поручили руководить выходом отрядов из блокированного района. Решили: восемьюдесятью партизанами задержать противника, а остальным отходить на сборный пункт; Сорока и я остались с партизанами для прикрытия. Наконец с боем отходим сами. Партизаны дрались отважно. Наши пулеметы и автоматы отлично поработали. Вдруг стрельба прекратилась. Воспользовавшись этим, мы отошли к сборному пункту. Примерно через двадцать минут начали рваться мины, ударила батарея. Немцы открыли огонь по лагерю Мотевосяна, что в пятистах метрах от сборного пункта. Затем послышалась двусторонняя стрельба. Екнуло сердце — думаю, градовцев окружили.

На совещании я предложил пойти к Шантаровщине и к северу от нее засесть под носом у противника. Некоторые это предложение встретили в штыки, большинство согласилось со мной.

Партизаны снова двинулись в путь, броском проскочили дорогу Таковище — Шантаровщина. Дальше шли через поляну, где когда-то принимали подарки из Москвы. Расположились в трехстах метрах от Шантаровщины. Было видно, как гитлеровцы бесчинствуют в деревне, грабят крестьян.

Место, где мы остановились, было опасное. Однако противник не обнаружил. Нас волновало то обстоятельство, что в отряде Сороки находились пятьдесят пять «самооборонцев». Кто знает, какой они номер могут выкинуть…

— Не предали? — перебил Лунькова Родин.

— Мужественно держались. Дрожали в своей одежонке от мороза, но терпели. Мы их распределили по трое среди своих партизан.

Сорока и я залегли за станковыми пулеметами на случай, если со стороны Шантаровщины появится враг.

Время шло очень медленно. Казалось, ночь не собиралась укрыть нас спасительной темнотой. Стертое годами прошлое вдруг ярко всплывало в памяти. Вспоминались годы работы, борьбы, друзья, родные…

Ко мне подошли двое партизан из отряда Сороки. Один из них, смущенно улыбаясь, подал мне кусок мороженого мяса.

— Товарищ командир, вы уже почти четверо суток не ели, хоть немного просим вас подкрепиться.

Одновременно второй партизан протягивает кусок хлеба.

Как сильны русские люди своей заботой о товарище!

На дороге Шантаровщина — Хорошево показались броневики и автомашины с карателями. Мы подготовились «достойно» их встретить, по фашисты, не задерживаясь, мчатся на Таковище. Хитрость удалась. Партизаны повеселели.

Спускалась ночь. Лежать дальше — значит, обморозить людей. И я решил вывести отряды в какую-нибудь не занятую противником деревню, чтобы обсушиться, обогреться и отдохнуть. В километре от нас находилась деревня Жданово. Послал туда разведчиков. Противника нет. Входим в деревню тихо и осторожно, так как юго-западнее нас в соседней деревне находился немецкий отряд, действующий в лесах вблизи Шантаровщины.

Только мы успели расположиться, как разведка доносит о подходе противника. Казалось, мы — в безвыходном положении. Противник подошел почти вплотную, нас разделял только небольшой лесок. Надо попытаться незаметно выскользнуть из окружения: ввязываться в бой при таком превосходстве врага — безумие.

Партизаны третьи сутки без сна и пищи.

Приняв все меры предосторожности, решили все же хоть на три часа дать отдых отрядам. Сорока, Мотевосян и я обходили избы, предупреждали об опасности, требовали спокойствия и запрещали спать.

В час ночи 28 января, коротко обсудив с командирами подразделения план, я дал команду выстраивать партизан в походную колонну.

План прост: учитывая, что с 24 по 27 января противник провел проческу Воробьевского леса и теперь считает его свободным от партизан, мы решили вернуться в Княжий Ключ.