Отдохнувшие партизаны снова тронулись в поход. Двигались без происшествий, прошли контролируемую противником дорогу, на опушке остановились. Разведка донесла, что власовцы держат заслон. Решили переждать. Не разжигая костров и закрыв морды лошадей, чтобы не ржали, просидели до вечера.
В двадцать часов находившиеся в засаде власовцы ушли по направлению Поликаровки, а мы двинулись следом за ними. Прошли Жилин Брод, Березинец; немцев там уже не было. До большого леса осталось три — четыре километра. Целиной обошли Поликаровку справа. Скрип полозьев встревожил было поликаровский гарнизон, послышалась стрельба… Но мы уже вне опасности. Чтобы не оставить следов, проехали по шоссе, вошли по проезжей просеке в лес и двинулись к месту прежней стоянки.
В километре от расположения лагерей сделали привал. Разведка донесла, что лагеря Сороки и Мотевосяна сожжены. Люди приуныли. Подошла другая группа разведчиков и сообщила, что лагерь градовцев цел, но заминирован. Я объяснил, что знаю проходы. Мы направились в лагерь и к двенадцати часам 29 января вошли в землянки.
— Тесно, но тепло, — заключил Луньков.
И на этот раз гитлеровцы своей карательной экспедицией не добились ничего. За дни блокировки они потеряли более восьмидесяти солдат убитыми и столько же ранеными. А в четырех партизанских отрядах около десяти партизан отморозили ноги и человек десять было ранено. Убитыми — ни одного.
…Стемнело, но мы забыли про сон. Не могли наговориться, как будто не виделись несколько лет. Сермяжко и Мацкевич рассказывали про свой поход на железную дорогу.
Без приключений достигли они лагеря отряда «Разгром». Сацункевич объяснил обстановку. Отдохнув, группа Сермяжко пошла дальше. Вместе с ними до железной дороги шли Морозкин и Кухаренок с группой Любимова.
В деревне Замостье остановились. Любимов с группой пошел посмотреть, как охраняется железная дорога. Вскоре за ними вышли Морозкин и Кухаренок.
Подрывники остались одни. Сермяжко и Мацкевич на дворе прислушивались: не раздастся ли стрельба около железной дороги, тогда надо бежать на помощь товарищам. Тихо. Ночь прошла спокойно. Иногда раздавался паровозный гудок, и эхо гулко разносилось по лесу. Значит, комиссар Морозкин прошел.
Утром подрывники начали готовиться к операции. Сермяжко, Ларионов и Афиногентов ушли в лес. Сермяжко нашел спрятанные им когда-то три снаряда.
Вечером крестьянин, знакомый Константину Сермяжко, раздобыл теплый тулуп и запряг лошадей. Сермяжко положил в сани снаряды, шестнадцатикилограммовую мину, и они выехали. Недалеко от Судабовки подрывники остановились. Валентина Сермяжко пошла в деревню, подползла к дому мужа и тихо постучала в окно. Двери открылись, и Валентина вошла в сени.
— Гриша? — шепотом спросила она.
— Нет, Коля, — ответил знакомый голос. — Ты, Валя?
— Да, дорогой. Поднимай Гришу, идем на железную дорогу, Костя в лесу ждет.
Коля разбудил брата, они быстро оделись.
— Может, поднять мать? — спросил Гриша.
Валентина заколебалась. Так хотелось увидеться со свекровью. Но зачем? Легче не будет, только слезы.
— Не нужно, — зашептала она. — В деревне много карателей?
— Половина немцев, половина полицейских, — скороговоркой ответил Гриша. Валентина, ничего не поняв, переспросила:
— Я спрашиваю, много ли всех?
— Такого навоза хватает, — весело пояснил Гриша.
Коля взял в шкафу краюху хлеба, и они пошли в лес.
Константин бросился к братьям, обнял их.
— Кто сегодня костры разжигает? — спросил он.
— С кострами пустяки, вот сегодня вдвое больше патрулей будет на полотне, — почесал затылок Коля.
Константин задумался.
— А около самой станции Жодино также разгуливают?
— Там меньше.
— Тогда ведите туда, а ты, Валентина, оставайся возле лошадей, — приказал Константин.
Пронести три тяжелых снаряда под самым носом у немцев было нелегко, и подрывники взяли только тол.
Слева — гарнизон Жодино, справа — забитая до отказа немцами станция, а сзади — гарнизон Судабовки. Трудно было подрывникам подойти к железной дороге.
— Заложим мину под самым носом у немцев, — лежа в снегу, шепнул Мацкевичу Сермяжко.
Расставив людей с таким расчетом, чтобы каратели никого не застали врасплох, подрывники по-пластунски подползли к железнодорожному полотну. Вдруг послышалось пыхтение паровоза. Все затаили дыхание. Андрей и Афиногентов бросились на полотно ставить мину. Вдруг кто-то сильно дернул Андрея за винтовку. Он оглянулся, оказалось, на винтовку намотался шнур. Андрей плюнул с досады и замерзшими пальцами пытался освободить от шнура, тот не распутывался, а пыхтящий паровоз неумолимо приближался. Вот он уже в нескольких метрах от Андрея, еще мгновение — и Андрей окажется под его колесами. Что это? Андрей неожиданно свалился под откос, словно его сдуло ветром. Все с замиранием сердца ждали взрыва, но его не последовало.
Когда эшелон прошел, взяли мину.
— Что случилось? — в недоумении спросил Сермяжко.
Ларионов молча подал ему винтовку с запутавшимся на ней шнуром, присел на пень и схватился за голову.
— Ах ты, сова курносая, — поняв, что случилось, потряс за плечо своего друга Дудкин.