Партизанской тропой Гайдара

В редакцию Центрального радио пришло письмо: «Москва. Детское вещание. Автору передачи «Партизанской тропой Гайдара» журналисту товарищу Кам...» Смотрю обратный адрес: Киев, Ал. Ольхович.

Я слышал по радио Ваше выступление о работе Аркадия Гайдара во время войны, — говорилось в письме, — и о тех, кто остался в живых... Вам близко знаком, наверно, Миша Котов, корреспондент, он же живет в Москве, а также с ним был Володя, не помню его фамилию, тоже из бригады «Комсомольской правды».

Но все разъехались... [незадолго до падения Киева. — Б. К.], а я остался с Гайдаром вдвоем.

Потом и нам с ним пришлось уехать из Киева (был на машине с нами еще один журналист), попали в окружение в г. Борисполе и там потерялись.

Я шофер машины, которая обслуживала военных корреспондентов... До сих пор остался у меня документ.

Извините за небрежность. Пишу в поезде, на ходу.

Потом я узнал, что Ольхович услышал самый конец передачи в вагоне. Радио неожиданно испортилось. Передача прервалась на полуслове. Словом этим оказалась фамилия. И потому Александр Куприянович так и написал: «Журналисту товарищу Кам...»

* * *

В маленькой квартире на одной из улиц Киева меня встретил невысокий крепкий человек с добрым, улыбающимся лицом.

На этажерке в комнате Ольховича замечаю красную продолговатую коробочку. В таких обычно хранят ордена. Александр Куприянович, уловив мой взгляд, ставит коробочку на стол и раскрывает ее. В ней блестит незнакомый орден.

— Большая партизанская звезда. Недавно сюда приезжал военный атташе Чехословацкой Социалистической Республики и вручил нам, пятерым участникам партизанского движения в Словакии, — объяснил Александр Куприянович. — Я был командиром взвода разведки в соединении партизанских отрядов имени Суворова.

Оказывается, расставшись с Гайдаром, Ольхович вскоре был схвачен немцами, отправлен на работы в Польшу, откуда бежал в Словакию...

Ольхович с улыбкой рассказывает такие удивительные вещи, что, если бы на столе передо мной не лежали свитки грамот за подписью президента Чехословацкой Республики о награждении его двумя медалями «За храбрость» и если бы я сам только что не прочел отпечатанной на машинке характеристики, заверенной командиром отряда, майором Красной Армии Героем Советского Союза Д. М. Резутой, где все это подтверждалось, я бы, верно, многому просто не поверил.

Александр Куприянович бережно кладет на стол еще один документ: пропуск, выданный Ольховичу (в документе ошибочно написано «Олхонович»), водителю грузовой машины «77-44», «наряженной в распоряжение редакции «Комсомольской правды». Цель выхода — поездки бригады военных корреспондентов на позиции фронта».

— Почти все документы пришлось уничтожить. А эту бумажку сохранил, — говорит Александр Куприянович. — Я спрятал ее дома в ножке обеденного стола.

ГЛАВА XI. ГРУЗОВИК «77-44»

Эта полуторка стала потом темой бесчисленных шуток. У всех журналистов «Континенталя» были «эмки», неповоротливые «ЗИСы», на худой конец, старые, но легкие «газики» с брезентовым верхом. Кто-то разъезжал даже в трофейном «оппеле». А корреспонденты «Комсомольской правды», отправляясь к линии фронта, или в штаб, или в редакцию газеты «Красная Армия», забирались в полуторку.

А смеяться, собственно, было не над чем: таков был заранее обдуманный выбор.

У Софийского собора, где находилось что-то вроде диспетчерского пункта, Аркадий Петрович приметил полуторку. Она пришла откуда-то издалека. Водитель ее, молодой еще парень, лет двадцати пяти или даже меньше, о чем-то просил интенданта, ведавшего маршрутами. А интендант только отмахивался.

Гайдар подошел к шоферу. Спросил, в чем дело. Тот обиженно объяснил, что его прикомандировали к военной комендатуре для перевозки семей командиров. Он вернулся из рейса. А что делать дальше, не знает.

— А как машина? — спросил Гайдар.

— Ничего. На ходу.

— Тогда поедемте с нами.

— Пожалуйста. Только куда?

— На позиции. Нас тут несколько человек. Мы — военные корреспонденты.

— Так далеко меня не отпустят. Я ж тут приписанный...

— Не волнуйтесь, — ответил Гайдар. — Вас как зовут?

— Саша.

— А фамилия?

— Ольхович.

— Вот что, Саша Ольхович, подождите немного. Я сейчас.