Партизанской тропой Гайдара

И чуть не убил.

 * * *

Когда Прудников доложил Гавилевскому, что батальон с малыми потерями вырвался из окружения, майор расцеловал его.

— А мы-то вас уже похоронили, — признался командир полка.

Гайдара с того дня Прудников больше не видел.

Второго августа Ивана Николаевича тяжело ранило. И его увезли в госпиталь.

А спустя неделю в палату принесли «Комсомольскую правду».

— На вот, Прудников, тут про тебя написано. Гайдар какой-то написал. Здорово получилось.

— «Наш батальон вступал в село», — прочел Иван Николаевич. — Наш батальон...

В глазах у Прудникова вдруг все поплыло. Так бывает, когда стекла окон начинает заливать дождь...

ГЛАВА VIII. ВЕЧЕР В «КОНТИНЕНТАЛЕ»

...И я задумался о Толстом и о том огромном преимуществе, которое дает писателю военный опыт.

Эрнест Хемингуэй, «Зеленые холмы Африки»

У Крещатика попутный грузовик затормозил. Гайдар, придерживая сумку, прыгнул через борт. Ему подали его автомат. Он крикнул: «Спасибо!» — помахал рукой, и машина тронулась.

Аркадий Петрович уже два дня не был в Киеве, и ему захотелось прогуляться по центру.

Здесь продолжали ходить троллейбусы и автобусы, дворники поутру и в полдень поливали из брандспойтов тротуары, мостовые и клумбы.

На первом этаже Центрального универмага Гайдар купил какие-то мелочи и направился в гостиницу.

Пока дежурная искала ключ, чтобы открыть номер, пока он брился, принимал душ, переодевался, по всем этажам разнеслась весть: с передовой вернулся Гайдар.

Директор гостиницы специально прислал сказать, что в ресторане его ждет ужин. Правда, ничего особенного. С продуктами стало трудно. Но сыт будет, и кусок вареного мяса с мозговой косточкой найдется тоже.

Выйти из номера Аркадий Петрович не успел. К нему набилось полным-полно народу. Все ждали новостей.

Не то чтобы товарищи не бывали на передовой. Просто так повелось: лучше Гайдара никто не мог объяснить ни сложностей, возникших на фронте, ни перемен за последние дни.

Развернули карту, и Аркадий Петрович, с толстым карандашом в руке, коротко и точно, как перед боем, говорил: где теперь наша линия обороны, сколько дивизий дополнительно брошено Гитлером сюда, под Киев, из них — моторизованных, в чем преимущества и недостатки создаваемой нами линии укреплений и насколько эффективны новые средства борьбы с немецкими танками.

Его спрашивали. Он отвечал, и ни один вопрос не заставал его врасплох, словно он вернулся не с передовой, а из штаба фронта, где получил исчерпывающие сведения от самого генерал-полковника Кирпоноса.

Но бывало, чего-нибудь не знал и тогда говорил: «Этого я не знаю». И даже такой ответ выслушивался с уважением. В самом деле, откуда же одному человеку все знать?..

...Поздний вечер. В ресторане давно остыл приготовленный для Гайдара ужин, а в номере продолжается разговор.

Когда все ушли, Аркадий Петрович потушил свет, поднял штору и распахнул окно. Посмотрел на притихший, без единого огня, город и снова опустил штору.

Но спать не лег, а положил на стол свою сумку, достал стопку хорошей бумаги и сел писать.

Часа в два ночи Гайдар зашел на узел связи. Две девушки крепко спали. А две другие дежурили, продолжая выстукивать что-то на телеграфном аппарате.

Поздоровался. Ему кивком ответили: телеграммы уходили в Москву. Когда одна из девушек освободилась и оглянулась, она увидела, что на столе, в ряд, стоят четыре флакона «Кармен».

— Ой, какая прелесть!.. Где вы их достали? — воскликнула она.

— Нам сегодня в батальоне духи выдавали сухим пайком, — отшутился Гайдар.

Обе девушки засмеялись так, как умеют смеяться только украинки. И, конечно, разбудили подруг. Те быстро поняли, отчего переполох. Открыли флакон, и Валя влажной от духов рукой провела по вискам Аркадия Петровича. Он покорно наклонил голову, как бы готовый перенести и не такое испытание. И все снова засмеялись.

Гайдар с грустью посмотрел на девчат, которые давно уже сделали его поверенным своих прозрачных тайн.

Им бы читать под каштанами стихи, купаться в Днепре, загорать на пляже, играть дотемна в волейбол, а они по пятнадцать-шестнадцать часов просиживают у своих аппаратов. По трое суток не бывают на улице. Когда им говорят: «Так нельзя», — привычно и устало отвечают:

— В окопах трудней.

И потому, возвращаясь в гостиницу, он всегда приносил с собой цветы из оранжереи, или выпрошенный на какой-нибудь базе шоколадный набор, за который бывало уплачено втридорога, или вот, как сегодня, так удачно подвернувшиеся духи.

И, глядя на детски искреннее их веселье по поводу всех этих пустяков, он был рад, что доставил своим приходом несколько безоблачных минут.

Выждав, пока они угомонились, спросил:

— Москву, девочки, дать можете?

— «Комсомолку»?

— Да.

— Линия занята. Отдыхайте. Освободится — сразу разбудим. Вы в том же номере?

— В том же.

— Спокойной вам ночи...

Гайдар отправился к себе. На передовой приходилось спать где угодно: в брошенных, тоскливых хатах, добротно сделанных, пахнувших погребом землянках, а то и прямо в окопах.