Партизанской тропой Гайдара

Гайдар заговорил. Начал он, по обыкновению, немножко издалека — с того, что вот когда он писал повесть «Тимур и его команда», то в глубине души, конечно, надеялся: многие ребята, прочитав книгу, наверное, тоже захотят, чтобы и у них были свои команды. И все-таки он не думал, что они, тимуровцы, в первые же недели войны успеют столько сделать. И он не только рад — он горд сегодняшней встречей.

Пионеры, поначалу стеснявшиеся в его присутствии, радостно заерзали на стульях — это ведь не каждый день бывает, что тебя похвалит сам Гайдар.

— Когда ваши связные ждали меня в гостинице, — продолжал Аркадий Петрович, — я как раз только что вернулся с передовой. Я видел, как героически сражаются, защищая прекрасный ваш город, ваши отцы, ваши братья.

Но в свободную минуту, если такая выдается, они очень много думают и беспокоятся о своем доме, о своих семьях. И надо, чтобы вы за многими неотложными своими обязанностями и делами не позабыли, что забота о семьях ложится и на вас. И что от вашей заботы зависит спокойствие и уверенность бойцов там, в окопе.

А теперь рассказывайте, как вы тут, — закончил Аркадий Петрович.

Ребята переглянулись. Вскочили с мест. И заговорили все разом. Минуты две стоял такой гвалт, какой бывает в лагере, на реке, если целый отряд пускают сразу в воду.

Аркадий Петрович, слабея от смеха, замахал руками:

— По очереди, по очереди!..

Ребята поняли. Остановились. Тоже рассмеялись. И стали рассказывать по очереди.

Они говорили, что у них целых четыре звена. Первое как раз для помощи семьям красноармейцев и командиров, так что Аркадий Петрович может не беспокоиться — и звезды к заборам прибиты, и за малышами присмотр есть: целый тимуровский детский сад у них при штабе теперь имеется, и переписка с товарищами фронтовиками налажена.

Второе звено собирает деньги в фонд обороны (уже сдали в сберкассу тысячу рублей), металлический лом и подарки для бойцов, которые на передовой и которые раненые.

Третье — это разведка. Раньше командиром звена был Норик Гарцуненко. Потом его выбрали Тимуром. И звеном теперь командует Шуня Коган.

Последнее, четвертое, занимается школами, больницами, жилыми домами. Наших ребят все управхозы боятся. Особенно если на чердаках у них всякий хлам и мусор...

— А мы трех шпиёнов поймали, — не удержался мальчуган, тот самый, который незаметно гладил Гайдара по рукаву. — Одного фотографа. Тетку одну, которая с палочкой ходила и все притворялась, что слепая. И парня. Здорового. Почти дяденьку... А его прямо вот здесь, в кино поймали...

— Как же ты узнал, что они шпионы? — удивился Гайдар, поворачиваясь к мальчугану.

— Это не я, — печально вздохнул мальчуган. — Это вот они. — И он показал на старших ребят.

— Пусть Норик расскажет. Норик, расскажи... — подсказали с мест.

Норик поднялся. Было ему лет шестнадцать. И теперь, когда волнение первых минут встречи прошло, худощавое лицо его глядело спокойно и даже чуть сурово.

— Дежурили мы тут в кинотеатре, — начал он, — чтоб ребята хорошо себя вели, ногами во время сеанса не топали, семечки не грызли и малышей не обижали. А то хоть сейчас и война, а все равно многие не понимают и нарушают дисциплину.

Вижу — сидит в пятнадцатом ряду большой уже парень, настоящий битюг. А на голове у него фуражка без козырька. Как у нищего.

На втором сеансе — опять сидит.

Я понимаю, показывали бы «Чапаева» или «Мы — из Кронштадта». А то «Конек-горбунок». Чего, думаю, он там не видел? Как Иванушка-дурачок в кипящее молоко вниз головой ныряет?..

Тимуровцы засмеялись. Им нравилось, что командир хорошо рассказывает.

— Велел дежурным из третьего звена последить за ним. Прибегают — на экран, говорят, во время картины он даже и не глядит. На дверь все глядит.

Перед четвертым сеансом подошли к нему ребята и будто невзначай спросили:

— Ты, парень, откуда? Приезжий, что ли?

— А вам что за дело? — огрызнулся он и пересел на другой ряд.

Снова начался фильм. Как у нас было условлено, подкрался незаметно к нему Коля — а он немецкий знает дай бог — и на чистейшем шпрехен зи дойч шепчет этому, в фуражечке:

— Берегись, они тебя подозревают, — и бросается к двери, будто за ним гонятся.

Парень как рванет за ним...

— Тут вы его и схватили? — не удержался Гайдар.

— Нет, — смутился Норик, — упустили... Мы у дверей поставили ребят... Думали, он один — нас много. А он, оказывается, в гестаповской школе учился. Для шпионов. И он ребят наших расшвырял — и на улицу... Приемы у него такие специальные... Как джиу-джитсу. Здорово у него, гада, это получилось... Мы оглянуться не успели, а он уже выбежал. Мы за ним. Убежать-то, думаем, не убежит. А вот схватить его как?.. И только он выскочил на улицу — налетел на лейтенанта (тот шел по Крещатику). А лейтенант как увидел его, так прямо от удивления закричал:

«Ты опять здесь?!»

Оказывается, его красноармейцы еще возле передовой задерживали. Но он плакал, и его жалели, отпускали.

А теперь в истребительном батальоне его обыскали. И фуражечку его осмотрели. Козырек, оказывается, был нарочно внутрь загнут, и на нем все секретные сведения записаны...