Партизанской тропой Гайдара

— Отрядить бы для такого случая человек десять, — предложил один. — Мешок за плечи, и пошел. Конечно, тяжеловато — верст двадцать пять туда и столько же обратно. Но ничего. Суток хватит. Зато и борщ будет с мясом.

— На себе тащить — не дело, — возразили ему. — Нужна подвода. Хорошо бы две. Кинул свинку-другую на телегу — и порядок.

— А машины у нас для чего? — поинтересовался Гайдар.

— Как — для чего? — удивился завхоз. — Подвезти что, подбросить. Хозяйство — вещь сложная.

— Вот и надо в твое, Иван Семенович, хозяйство подбросить свиней на машине.

Партизаны подумали: Аркадий Петрович по привычке чудит. Но нет: лицо его было серьезно, даже слегка озабоченно.

— Но ведь на машине тропками не поедешь.

— Значит, надо проселком...

— А тут, кому не лень, всякий увидит...

— И пусть, это даже лучше: кому же в голову придет, что партизаны разъезжают по селам на машине?

Чем дольше размышляли партизаны, тем план Гайдара им больше нравился.

— В самом деле, отчего не попробовать? — произнес Игнат Касич. — Отчего не вывезти... всю ферму? Мяса накоптим, наготовим впрок, сала тоже. Чем не жизнь?

Темнело, когда завели машину. Гайдар сел с водителем Игнатом Касичем, который славился на всю округу как редкого умения шофер и тракторист, хотя работал заместителем председателя колхоза.

Человек пять разместилось в кузове. Автоматы и винтовки спрятали в сено под ногами. Пистолеты и гранаты положили в карман, и грузовик, плавно покачиваясь на выбоинах, выехал из лагеря.

После двух с лишним месяцев жизни в лесу было радостно и тревожно мчаться, не таясь, по таким знакомым и теперь пустынным дорогам, по замершим от бед селам, мимо темных, словно ослепших домов, где редко-редко блеснет и пугливо исчезнет огонек.

Война приучила людей различать и понимать звуки. И потому, заслышав рев мотора не немецкой, а нашей полуторки, на крыльцо выходили, а то и выбегали люди. Но, приняв партизан за полицаев, тут же прятались.

Когда машина приблизилась к райцентру Гельмязево, зашуршало сено. В руках бойцов появились автоматы и винтовки. Справа проплыло здание райисполкома, где теперь помещалась немецкая управа и где чернел видный даже отсюда с большой свастикой флаг.

Забелела впереди с огромным куполом церковь. Обогнув ее, грузовик вышел на проселок, который вел в Каленики. Оставались последние километры пути.

Ферма была построена на отшибе. Возле ворот в рваном тулупе дремал сторож.

— Стой, что за люди? Давай папир, документ! — храбро закричал старик, думая, что это полицаи, и норовя показать, как справно несет он свою службу.

Старика связали и стали открывать тяжелые ворота фермы.

— Хлопцы, родненькие, что ж вы это делаете? — взмолился дед. — Это ж теперь все немецкое...

— Молчи, дед, молчи, — брезгливо и в то же время с оттенком сожаления ответил Гайдар. — Тебе крепко повезло, что нам некогда, а то бы мы выяснили, как ты дошел до такого свинства, что стал колхозных свиней для немца стеречь...

Оставив возле сторожа часового, Аркадий Петрович перешагнул высокий порог и включил трофейный карманный фонарь, козырек которого отбрасывал свет прямо под ноги.

Товарищи стояли в нерешительности, не зная, что делать дальше: живьем свиней не повезешь. Резать тоже нельзя: учинят такой концерт, что слышно будет в Полтаве.

Операция, на которую возлагалось столько надежд, готова была сорваться из-за пустяка — из-за поросячьего визга.

— Что будем делать? — раздался в темноте неуверенный голос.

— Надо было друзья, — ответил Гайдар, — читать повесть Пушкина «Дубровский».

Аркадий Петрович открыл дверцу загородки, достал из кармана пистолет и приставил его к уху первой подвернувшейся под руку хавроньи. Раздался негромкий, как хлопок, выстрел, за ним второй, третий...

Через несколько минут двенадцать тяжелых туш было погружено на машину.

— Смотри, дед, — сказал Гайдар сторожу. — Развязывать тебя мы не будем, чтоб все видели — свиней увезли силой. А кто увез, ты не знаешь. Но если слово лишнее скажешь, найдем, под землей найдем...

Вернулись той же дорогой.

В лагере несколько дней разделывались и коптились свиные туши, которые, за неимением более подходящей кладовой, подвешивались на деревьях.

Аркадий Петрович работал с увлечением. Ему нравилось взбираться, как в мальчишеские годы, наверх по гладким стволам сосен или по лестнице из крепких дубовых ветвей, подымать за веревку, а потом привязывать к толстым сукам мешки с копчеными окороками и хорошо просоленным салом.

ГЛАВА XXVII. ОПЕРАЦИЯ «БАТАРЕЙКИ»

(Из воспоминаний бывшего батальонного комиссара Захара Максимовича Бугаева)

У костра мы сидели вдвоем. Вот так сижу я. Вот так Гайдар. Над огнем, на косо вкопанной рогулине, висит котелок. Кипятим чай с грушами.

У дуба стоит мешок с сахаром. Его утром забыли хозяйственники, и каждый, в меру своей несознательности, брал из мешка сколько хотел.

Конечно, это был непорядок. Но сахар все-таки считался баловством, и в том, чтобы съесть кусок-другой, никто зазорного не видел.