Партизанской тропой Гайдара

И хотя Горелов был схвачен после боя и после гибели Гайдара, я усматриваю трагическую закономерность в том, как стремительно следуют события: 22 (или 23) октября — бой. 26-го — засада у насыпи и гибель Гайдара. 3 ноября — арест Горелова.

И решаю тут же ехать в Малинивщину.

Пока прощаюсь, к подъезду подают «экипаж» — школьный трактор «ДТ-20» с двухколесным прицепом. Дороги раскисли, объясняют мне, и пройти по ним может только трактор, и то не везде.

За рулем — Стасик. В маленькую тележку, чтобы я в дороге не скучал, прыгает Витя. Нас подбрасывает на ухабах. Всю дорогу держу на вытянутых руках магнитофон и все равно боюсь — растрясет.

Трактор то и дело останавливается, буксует. Ребята бесстрашно прыгают в грязь: они в сапогах. Кладу на сено рюкзак с магнитофоном и собираюсь прыгать тоже.

— Что вы тут сделаете в ваших баретках? — покровительственно останавливают они меня. — И потом вам нельзя пачкаться — вы на работе.

Посреди какого-то села трактор застревает в восьмой и последний раз. Оставляем Стасика ждать «ДТ-54», который вытащит наш «экипаж» из грязи, после чего Стасик поедет обратно. А мы с Витей — по той же слякоти — спешим в Малинивщину. Уже темнеет.

Витя забегает домой: он целую неделю не видел родных, а я направляюсь к хате Надежды Гоптар.

Маленькая, почти по самые окна ушедшая в землю изба. Она стоит будто вдавленная чьей-то сильной и гневной рукой, стоит, словно прячась от острых взглядов за спинами соседних домов.

Запущенная комната с низким потолком. Устланный соломой пол. Здесь Горелов, Александров и Никитченко попросили ночлега.

Им могли отказать. Но позволили. Не отказали. И они остались. А потом Надежда Гоптар торопливо объяснила, что сбегает за хлебом. Она принесла хлеб. А заодно предупредила о гостях сестру, которая «гуляла» с полицаем.

Я включаю магнитофон. Задаю вопросы хозяйке дома, Надежде Гоптар.

Микрофон поглощает обыденные и страшные слова бесцветного рассказа. Это самое мучительное интервью в моей жизни.

Собираюсь уходить. Расстегиваю «молнию» заплечного мешка, чтобы опустить в него магнитофон.

Заглянув мне в глаза откуда-то снизу, Надежда Гоптар внезапно предлагает:

— Хотите... наложу всю вашу торбу, доверху, яичками?..

Ей, наверно, показалось, что сотней куриных яиц еще

можно искупить кошмар той ночи...

На обратном пути останавливаемся в Калениках, куда партизаны ездили на свиноферму. Здесь мы с Витей и ночуем.

За день, проведенный в селе, посещаю сразу троих бывших партизан. Сначала Дениса Семеновича Ваченко — в прошлом участника Октябрьской революции и штурма Зимнего; брата его, Ивана Семеновича, и председателя сельсовета Тараса Федоровича Бутенко.

В гельмязевскую гостиницу возвращаюсь совершенно разбитый. Перед глазами — вдавленная в землю избушка и мрачная низкая комната. В воображении — разрозненные картины событий. Хочу только одного — заснуть, если удастся, потому что с утра снова работать, снова спрашивать, слушать, записывать, сопоставлять.

...Будит меня дежурная.

Смотрю в окно — темень.

На часы — ночь.

— Простите, но вас спрашивают, — говорит она.

Здесь, в Гельмязеве, ночью?..

В комнату входит молодой широкоплечий мужчина в бушлате и мичманке.

Знаю, что никогда его не видел, но лицо его мне знакомо.

— Извините, я только что вернулся с работы и узнал, что вы здесь. У меня важное дело. Я сын погибшего комиссара отряда Мойсея Ивановича Ильяшенко, Николай.

Это был брат Маши — Желтой ленточки.

Одеваюсь, и мы уходим.

Николай уже не первый год собирает сведения об отряде и людях, которые эти сведения могут сообщить. Когда в бою у лесопильного завода погиб его отец, Николай был еще мальчишкой. С той поры он ищет полицая, который убил его отца.

Ему кажется, что убийца жив и его можно найти.

В ту ночь я узнал много важного и обрел в своей работе верного товарища и еще одного страстного помощника.

И события, которые все это время не давали мне покоя, прояснились почти до конца...

ГЛАВА XXXVII. ПОДВИГ ПУЛЕМЕТЧИКА

Пулеметчик... уже остался один и, выпустив последнюю ленту, поднимает валяющийся карабин и стреляет в упор, разбивая короб «максима», с криком: «Давитесь теперь, сволочи!»

Аркадий Гайдар, «В дни поражений и побед» 

ТРЕВОЖНЫЙ РАССВЕТ

(По воспоминаниям Т. Ф. Бутенко, Д. С. Ваченко, И. К. Васелаки, М. М. Денисенко (Ильяшенко), И. С. Тютюнника, В. И. Скрыпника.)

Заморозки осенью 1941-го начались небывало рано. Раскисшие было от дождей лесные дороги стали твердыми, как городской асфальт. И пока их не присыпало листвой, земля гулко отвечала на каждый шаг.

Партизаны оделись во все теплое: кто принес из дому, кто получил в отряде.