Партизаны

  Бросался яростно в штыки..

– Меня называли то

  Уссурийским тигром,

То пермским медведем,–

  Улыбался дед.

– А мы на штыках,

  Как на телеге, едем.

Недаром

  Враг не терпел

Суворовских ударов.

  Тогда я впрямь, как слон,

Ой и здоров был да силен,

  Что телеграфный столб

Таскал один.

  Такая уж у нас

Солдатская порода на особо.

  Отец пешком ходил

На Крымскую войну,

  С Урала в Севастополь,

И сгоряча

  Нес пушку на плечах;

Палил он подходяще.

  Сто лет был работящим,

Преставился в сто шесть

  И приказал стоять

За Родину и честь.

  И я такой же дал приказ

Трем сыновьям:

  Сергею – сталинскому соколу,

Он капитан у нас,

  Петру – танкисту,

Алеше – моряку-радисту.

  Ребята – корни,

На отбор,

  Как корабельный бор.

Про дочерей не говорю,

  Их семь девчат.

Теперь замужние.

  И двадцать семь внучат.

Урожайная семья,

  Как мать-земля.

Но вот старухи нет.

  А у тебя, мой свет?

– Одна старуха в думе, –

  Вздохнул моряк,–

Живет в Батуми.

  Сыновья-то были,

Их белые убили.

  И тоже были моряки –

Юные большевики.

  Старуха на плантации,

На чайной.

  Матросом я решил остаться.

Люблю корабль отчаянно

  И море Черное люблю.

Жизнь отдаю

  Морям да кораблю.

Сейчас врагов долблю,

  Стараюсь прямо в лоб.

Фашистам – гроб.

  – Гроб…

При слове «гроб»

  Филипп Иваныч вздрогнул.

– Ты что, отец? Дрожь по щеке…

  – Да так… Я вспомнил

Гроб один… при Колчаке.

  – Ой, расскажи, дружок.

Я весь – сплошные уши:

  Люблю о гробах послушать

Такая страсть морская.

  Дед закурил, вздохнул:

– Да… Лютая была зима.

  Стояли хлесткие морозы.

От снега ели

  Шибко тяжелели.

Военные обозы

  Шли, скрипели.

Колчаковцы шагали цепью,

  Песню пели:

«Шарабан мой, шарабан».

  Вот, помню, засветилась

Вечерняя звезда свечой.

  И, удивительно, в обозе

Какой-то гроб везли,

  Обитый золотой парчой.

А мы, партизаны,

  Лесом шли, следили.

Думали, что генерал

  В гробу лежит воочию.

Ну, ладно. С обозом офицеры

  Спать в селе

Остановились ночью.

  С большим трудом

Втащили гроб

  В хороший дом.

И, значит, началось

  Там пьянство без заминки.

Ну, настоящие поминки.

  Офицеры – в дым,

Да насосались и солдаты.

  Снег повалил, как вата.

Тут мой отряд

  Взметнул сугроб,

Ворвался в офицерский дом,

  Где ночевал

Парчевый гроб.

  Ох, что делалось кругом:

Стрельба, возня,

  Удары, треск

Да сабель блеск.

  Лязг, крик. Собачья злость.

Наделали делов,

  Пока-то улеглось,

И кончили с врагом.

  Тогда вот я

Своим штыком

  Открыл парчевый гроб

И ахнул грома хлеще:

  В гробу лежали золотые вещи,

Деньги, серебро,

  Награбленное добро.

– Вот черти из корчаг,–

  Вздыхал моряк. –

А я уж думал, что в гробу

  Покоился Колчак.

– Ну, золото дороже дурака,–

  Смеялся дед. – Я тут же сразу

Отвез находку

  Красным в Глазов.

Гаврилыч улыбался:

  – И впрямь ты золотой,

Наш командир.

  Ночь теперь на мир

Смотрела синим взором

  Утренней тиши

Не верилось,

  Что эти две души

В глуши, покинувши берлоги,

  Как боги,

Могут натворить

  На весь потайный лес

Неслыханных чудес,

  А потом опять

Вернуться вспять

  С улыбчатым взором,

Как с охоты,

  И покурить за тихим разговором.

А где остальные?

  Их уж нет:

Они под последок ночки

  Выползли поодиночке,

Ушли в секрет,

  По точному заданью «штаба»,

Кто на разведку,

  Кто куда,

Кто ямы на дороге рыть,

  Кто резать провода,

Кто побойчее – впрыть

  За продуктами в село,

Где половина сожжена,

  Другая немцами окружена,

И там ведется

  Зверская расправа:

Допросы, пытки и грабеж.

  А на конце селенья, справа,

У канавы с позаросшим дном,

  Такая небогата

Голубая хата

  С обгорелым маленьким окном.

Там жизнь:

  В подполье из канавы

Есть проход.

  Там в западню кладут

Гранаты, что у врагов крадут,

  И разные продукты:

Хлеб, сало, фрукты.

  Вот сюда, в голубую хату,

От врага целый день ходьбы,

  Пробираются к закату

Партизаны, ночи ждут,

  Пластунами по канаве

В черноте ползут, ползут

  Мимо вражьей жилы

И несут, несут добро,

  Что родные положили,

Даже письма.

  Страх берет,

Как фашисты бьют народ,

  Грабят, режут –

Стон кругом.

  Смерть стучится

В каждый дом.

  Нет, не счесть терзаний!

Офицеры ведут пытки:

  – Где тут партизаны?

Где большевики?

  Комсомольцы кто?

А народ молчит,

  И звереют палачи,

Пьют вино, как кровь,

  Разоряют кров,

Выжигают жизнь.

  Умирай – ложись.

Но не всем теперь

  Страшен лютый зверь

Гнев сильнее слез,

  Месть острей ножа,

И не взять врагу

  Нас штыком грабежа.

Люди есть – гранит.

  Их и честь хранит,

И любовь к стране,

  И мечта вравне

О победе той,

  Что растет в сердцах

Верой в час златой.

  Этот час придет,

Этот час живет

  В нас, во всех бойцах.

Люди есть и здесь,

  У врага в тылу.

Рассекая мглу,

  Горит гнева месть.

Гнев народа быстр,

  Краснота от искр.

Ночью зарево, как ад

  Кромешный, страшный суд

Партизанские

  Работают, ползут

На гору-склад

  Горячие засады.

Взрываются снаряды.

  Огнем ползучим

Нефть пылает

  В хранилищах, в цистернах

На весь мир пахнет

  Уничтоженным горючим

В гитлеровских сквернах.

  У каждого вокзала

Сочится наземь

  Водопроводная вода,

А на столбах болтаются

  Скрюченные провода.

Откуда навождение?

  И вообще – не я.

Дух мщения

  Кругом витал,

Все пропадало ценное добро.

  Вдруг исчезал

Цветной металл:

  Медь, бронза, цинк,

Алюминий, серебро.

  У множества машин

Недоставало шин,

  Деталей, запасных частей.

Среди дорог

  Зияли волчьи ямы.

В деревнях

  Непрошенных гостей

Из гитлеровской шайки

  Встречали столь приятно,

Что возвращались

  Редкие обратно.

Весь скот был

  Угнан в тыл,

И вывезен обильный хлеб,

  И сено, мед, свиное сало,

И вывезли гусей,

  И даже скарб из-под руки,

И даже бабьи сундуки,

  Хозяйство хаты всей.

Короче –