Пару штрихов тому назад

Хлопнула дверь – и женщина, смотревшая Марии вслед, осталась в коридоре. В комнате отдыха не было никого, лишь кто-то был в раздевалке и гремел электрическим чайником, который никак не удавалось поставить на место, на подставку. Мария сидела у окна и смотрела на улицу. Ей хотелось забыть обо всем и просто тихо плакать, стараясь залить слезами все, что накопилось за эту безумную неделю. Ее убивало ощущение беспомощности – полнейшей, когда все медицинские знания и опыт превращаются в ненужный и бездейственный груз фактов. Когда речь идет уже не о здоровье, а о жизни. Когда уверенность в себе и в будущем сменяется робкой попыткой не потерять уверенность хотя бы в настоящем.

Не только Мария мучилась раздумьями и пыталась разобраться в том, что происходит. Человек, к которому она обратилась за помощью, тоже ощущал на себе всю сложность обстоятельств. По правде сказать, Мария уже забыла о том, что она к нему обращалась. Просто забыла – и все. За чередой забот, проблем, волнений за мужа и попытками скрыть от Аленки реальное состояние дел. Обратилась, он ее выслушал, обещал позвонить на следующий день или через день – не позвонил. Пускай, такое бывает, ошибка вышла, оказался таким, как и все остальные оккультные дельцы. Спасибо, что хотя бы не взял денег – они сейчас далеко не лишние.

Эдуард погрузился в раздумья на несколько дней. Он отменил все встречи с клиентами, прекратил запись и отключил телефон. Он остался наедине с собой и своими мыслями. Ему никак не удавалось освободить ненадолго свою душу и заставить перенестись к человеку, который смотрел на него с фотографии.

«Вот и приехали, вот и граница моих способностей, – думал экстрасенс. – Вот и стоило ли зазнаваться? Первая в жизни по-настоящему сложная проблема. И я сдаюсь? Нет, сдаваться нельзя. Нужно доказать самому себе, что я могу. На меня надеются. Она же пришла именно ко мне, это ведь не просто так. Работать, сосредоточиться, быстро».

Поставив перед собой зажженную свечу, Эдуард долго смотрел на ее пламя. Сквозь него он видел ту женщину, что приходила к нему – она не обманывала, она действительно медсестра. И ее муж с ней совсем рядом. Но так думает она. На самом деле он далеко. Только где?

«Стоп, попробую вспомнить то, о чем она мне говорила. Нужно помедленнее и обо всем по порядку. Он – художник. Впечатления. Картина. Рисует. Она наблюдает за ним. Нет, в этот раз она за ним не наблюдала, он рисовал один, потом взрыв, огонь, тепло, обжигает».

Он очнулся. Свеча догорела и погасла. Перед ним на столе стоял подсвечник, а вокруг все было усеяно маленькими бледными кружочками – застывшими капельками парафина. Он попытался встать и встал бы, если бы не затекшие ноги. На кухне одним нервным движением Эдуард включил кофеварку, немного постоял рядом, наблюдая, как за небольшим окошком из оргстекла закипает вода. Присвистнув, он поставил на стол стакан, достал из шкафа припрятанную бутылку коньяка, долго копался, чтобы ее откупорить – и когда это у него получилось, налил стакан почти доверху и залпом выпил.

Стало немного легче. Кофе довершил начатое. Сонливость прошла, и, несмотря на предательское непослушание тела, разума это не коснулось.

«Что-то произошло помимо взрыва. И гораздо раньше. Если все дело в картине, то… – Эдуард сидел в кресле, поджав под себя ноги, облокотившись на них и поддерживая голову указательными пальцами. – Ничего не вижу больше. Или еще раньше? Автобус. И снова картина. Вот, он рисует. Он рисует не потому, что хочет рисовать. Он хочет рисовать совсем другое. Но все равно заставляет себя рисовать то, что рисует. Хотя, может, он не сам себя заставляет, а его заставляет что-то извне? Вот он уже лежит у мольберта».

Сам того не замечая, Эдуард уснул. Это произошло само собой. Так ему было проще: он был свободен в своих мыслях и передвижениях, его ничто не сдерживало. Он стоял перед картиной и внимательно ее разглядывал. Действительно, в ее углу был изображен чей-то силуэт – чей именно, понять не представлялось возможным. Штрихи были грубыми, широкими. Силуэт был нарисован явно уже после того, как картина была закончена. Эдуард представил себя в той же комнате, но немного ранее. Пара штрихов, которыми был намечен силуэт, исчезли. Где же сам художник?

– Ты слышишь меня? Не смотри на картину, отвернись от нее. Значит, это ты, к тебе ходила Маша за помощью?

– Ко мне. А ты меня видишь?

– Не вижу, просто чувствую. И знаю, что если ты не шарлатан, то обязательно меня услышишь. У нас мало времени. Они угрожают, что доберутся до Маши и Аленки. Все из-за меня. Я вначале не понял, что все так серьезно. Думал, это просто кошмарный сон или галлюцинации.

– Где ты сейчас?

– В замке, который на картине, в том самом. Я здесь в заточении, вернее, моя душа. Все из-за того, что я художник и родился… Понимаешь, каждые сто лет они забирают к себе душу в заточение. И все мы родились в один день. Меня отсюда не вернуть никак, ты даже не пытайся. Если я вернусь, то они должны будут заменить меня здесь, в замке. И самое страшное, что мне нужно выбрать, либо жена, либо дочь.