Пару штрихов тому назад

Мария прошла мимо, ничего не ответив, только взглядом показав, что она все поняла. Медсестра улыбнулась, помахала Марии рукой, и снова погрузилась в работу. Всю свою сознательную жизнь Мария торопилась с работы домой, спешила к мужу, а затем, когда на свет появилась Аленка, то и к ней: забрать из детского сада, поворчать, приготовить ужин, постирать белье, выкроить минутку, чтобы прогуляться. Сейчас же, выйдя из клиники, она поняла, что спешить некуда. Аленка была с бабушкой и, судя по тому, что телефон молчал, все у них было в порядке. А Евгений… он не встречал ее у клиники или дома с измазанными краской руками. Мария даже поймала себя на мысли, что за неделю с небольшим даже умудрилась забыть его голос.

На улице было немноголюдно. Мария медленно шла к автобусной остановке. Уже ожидая автобуса, она заметила невдалеке ту самую женщину, что видела днем в клинике. Несмотря на теплую погоду, она стояла, слегка покачиваясь, и кутала голову в плотный серый платок. «Может, она сама болеет и приходила к нам на лечение, в дневной стационар? Тогда что она делала в коридоре, почему ее сразу же не проводили до палаты? Завтра с девчонками поговорю, нельзя так делать. Александр Александрович всегда ругается, когда пациенты слоняются по клинике, особенно по первому этажу».

Подошел автобус, женщина зашла в него вместе с Марией и устроилась на задней площадке. Мария отвлеклась: кондуктор, пожилой мужчина в застиранной джинсовой куртке терпеливо стоял рядом, ожидая оплаты проезда. Она долго копалась в сумочке, пока, наконец, не отыскала проездной, завалившийся на самое дно. Кондуктор бросил невозмутимое «Спасибо» и уселся на свое место. «Интересно, а он у той дамочки плату за проезд требовать будет? Или только у меня столько времени стоял над душой, как будто ожидал, что я выбегу на следующей остановке, не заплатив?»

Но автобус шел, на остановках заходили другие пассажиры, а кондуктор так и не уделил странную женщину в сером платке своим вниманием. Мария вышла на углу у автозаправки, облегченно вздохнув и заметив краем глаза, что женщина тоже вышла и стоит, уставившись на нее.

«Сумасшедшая какая-то», – заключила Мария и быстрым шагом направилась к дому. Женщина тоже прибавляла шаг, в какие-то моменты даже почти бежала. Марии хотелось остановиться и выяснить, в чем дело. Но она и в клинике общалась с психически неуравновешенными людьми, от которых нельзя было ждать ничего хорошего. Чаще всего это были родственники пациентов. Этим родственникам казалось, что они обделены вниманием и заботой, несмотря на немалую плату за стационар. В такие истории вмешивался Александр Александрович и со свойственной ему резкостью и одновременно спокойствием разрешал все миром. Александра Александровича рядом не было – не было и других людей. Двор как будто вымер, даже дети по обыкновению не бегали у детской площадки.

«Что делать? Надо решаться. Если она пойдет за мной, увяжется, то заходить в дом очень рискованно. Закричать? Но кто услышит? И даже если услышит, то что сделает? Вдруг она хочет меня ударить, или ограбить, или отнять телефон? Или просто пырнуть ножом или брызнуть из баллончика? Или наговорить каких-нибудь грубостей? Хотя, это еще самый безобидный вариант. Черт, она не отстает. Остановиться или побежать? Наверное, побегу. Но, добегу я до подъезда, и что дальше? Нет, лучше остановиться. Стоп».

Мария резко остановилась и обернулась. Женщина тоже остановилась и, слегка наклонив голову, тяжело дыша, блестела глазами. Да, именно блестела. Мария готова была поклясться, что видит, причем очень ясно, блеск ее глаз. Это не были блики заката и отражение света от дешевых контактных линз. Глаза отдавали отчетливо различимым блеском. Женщина дрожала. И тут Мария решилась на совершенно безумный поступок. Она никогда не была отчаянной, никогда не делала ничего экстремального и старалась не ввязываться ни во что подобное. Но… трудно себе представить: она взяла и сделала несколько шагов навстречу этой женщине. Она явно не ожидала подобного и даже не успела никак среагировать. Их взгляды встретились, но лишь на мгновение. Мария принялась ее рассматривать. Сухие руки, морщины на лице, странная одежда, будто бы грубая, и никаких ярких цветов, только серый. Темные волосы, отдающие сединой. Обветрившиеся и растрескавшиеся губы. Выжженные ресницы и брови. И пугающий взгляд.

– Что вам от меня нужно, – спокойно спросила Мария. – Я вас видела еще в клинике. О чем-то хотите меня спросить?

Женщина молчала, только продолжала дрожать и нервно покусывать губы.

– Вы понимаете, что я у вас спросила? Может быть, вы мне что-то хотите сказать? Я понимаю, вы устали, преследовали меня. Вы стеснялись посторонних в клинике, там, на остановке, потом в автобусе. Но сейчас нас никто не слышит. Кто-то из ваших родных лежит в клинике? Что-то случилось?