Рассказчик-наблюдатель: в этом режиме часто писали Генри Джеймс и Уилла Кэсер[21]
. Рассказчики-наблюдатели Джеймса говорят от ограниченного третьего лица, что позволяет держать дистанцию между повествователем и главными героями. Что до Кэсер, в романах «Моя Антония» и «Погибшая леди» она повествует от первого лица и прибегает к рассказчику-очевидцу мужского пола: любопытно задуматься о том, почему женщина предпочла прятаться за мужской маской.Ненадежный рассказчик: классический пример – «Поворот винта» Генри Джеймса. В этом романе не стоит верить всему, что говорит гувернантка; важно не столько то, что она говорит, как то, о чем она умалчивает. Кого она обманывает? Нас или себя?
Любопытно понаблюдать за режимами повествования в жанровой литературе. Казалось бы, в научной фантастике есть ли смысл говорить от имени персонажей? Но почитав достаточно произведений этого жанра, вы поймете, что даже в довольно примитивных сериях книг – по мотивам «Звездного пути», к примеру, – используются сложные, часто меняющиеся режимы повествования.
В детективах часто применяется режим всезнающего рассказчика, однако загадка не была бы загадкой, будь автору известно абсолютно все: как правило, ряд фактов остается от него сокрытым и они раскрываются ему постепенно, что и является основной движущей силой детективного сюжета. В лучших детективных романах – «индейских» детективах Тони Хиллермана, «венецианских» Донны Леон и «чикагских» Сары Парецки – рассказчиком является следователь.
Для любовных романов характерно повествование в режиме ограниченного третьего лица (от имени героини), но также встречаются повествование от первого лица, режимы рассказчика-наблюдателя и вовлеченного автора.
В классическом романе «Виргинец» Оуэна Уистера[22]
, от которого ведет отсчет жанр вестерна, повествование ведется от первого лица рассказчиком-наблюдателем с Востока, чужаком, ничего не знающим о жизни на Западе. Многие авторы вестернов впоследствии пользовались этим приемом. Уистер немного неуклюже переключается с первого лица на авторское повествование, рассказывая о событиях, при которых не мог присутствовать его рассказчик-наблюдатель. В прекрасном романе Молли Глосс «Обрыв над рекой» повествование чередуется между первым лицом (дневниковые записи) и ограниченным третьим. Интересный пример личных мемуаров в письмах – «Записки хозяйки ранчо» Элинор Пруитт[23]. В один момент, рассказывая об особенно болезненном происшествии, Пруитт переключается на третье лицо, словно речь идет о ком-то другом.Смена режима повествования и множественные рассказчики – привычный структурный прием, встречающийся во многих современных рассказах и романах. Им мастерски владеет Маргарет Этвуд: убедитесь в этом сами, прочитав роман «Невеста-воровка», рассказы Этвуд или книгу «Она же Грейс» – роман, настолько безупречно сконструированный и написанный, что мог бы послужить примером почти для всех тем в этой книге. А смотрели ли вы фильм Акиро Куросавы «Расёмон» (и читали ли одноименный рассказ Рюноскэ Акутагавы)? В этом классическом кинофильме четыре свидетеля излагают четыре совершенно разные версии одного и того же происшествия. В романе Кэролин Си[24]
«Творцы истории» повествование ведут множество рассказчиков. Без этого множества голосов книга не была бы столь сильной и остроумной. В моей повести «Семейство Херн» из сборника «Морская дорога» четыре женщины рассказывают историю семьи из маленького городка на протяжении всего двадцатого века; их голоса петляют между поколениями. А шедевром «хорового» повествования, безусловно, является роман Вирджинии Вулф «Волны».Глава 8. Изменение повествовательной точки зрения
Менять повествовательную точку зрения, естественно, не запрещено: это неотъемлемое, Богом данное право американского автора художественной прозы. Однако далеко не все делают это осознанно, а смена рассказчика всегда требует осознанного подхода. Необходимо четко понимать, когда можно это сделать, а когда нельзя – и как именно осуществить переход от одного рассказчика к другому, чтобы он произошел гладко и у читателя не возникло заминок.