Парус любви

Скудное питание – жидкий чай, вонючая селедка, картофель и овсянка – отнюдь не способствовало улучшению состояния пассажиров трюма, напротив, им с каждым днем становилось все хуже. Испытывая жестокие муки, будущие жители колоний не отличали дня от ночи, их глаза не видели ни проблеска света, тела не ощушали ни малейшего тепла, часы проходили с убийственным однообразием.

Но самым черным днем для Ри Клэр Доминик оказался тот день, когда она обнаружила, что у нее пропало кольцо. Она энергично терла руки одну о другую, стараясь восстановить кровообращение в онемевших пальцах, когда вдруг заметила отсутствие кольца. Потеря сокровища, которым она так дорожила, едва не сломила ее. До сих пор она достаточно успешно боролась с леденяшим холодом, пробиравшим ее до самых костей, с малосъедобной пищей, которую приходилось поглощать, чтобы выжить, и даже со своим худшим врагом – собственными страхами. Но потеря кольца чуть не погасила последнюю искорку, еще тлевшую в ее душе.

Целыми днями она сидела совершенно апатичная, с затуманенными глазами, ощущая лихорадочный озноб в ногах. Костюм для верховой езды висел теперь на ней мешком, особенно просторный в талии. Длинные золотистые волосы спадали неопрятными космами до самого пояса, мягко завиваясь на самых концах.

Как ни странно, но именно молодая Элис Мередит с ее причудливыми мечтами о больших домах, где все окна завешены шелковыми занавесками, возвратила Ри Клэр Доминик в царство живых.

Сначала Ри упорно игнорировала все просьбы рассказать ей о жизни в Камарее. Ее раздражали настойчивые расспросы, мешавшие ей погрузиться в желанную апатию. Но отвязаться от Элис было невозможно, и в конце концов, смягчившись, Ри принялась удовлетворять ненасытное желание Элис Мередит узнать как можно больше о герцоге и герцогине Камарейских, о Фрэнсисе, Робине и близнецах. Ри рассказала ей о своих кузенах и тете, обладавшей даром второго зрения, о дяде, который жил в шотландском замке, и о Баттерике, миссис Пичем и старом Мейсоне. Описывая большой камарейский дом жадно внимавшей Элис, Ри мысленно как бы побывала в каждой комнате. Такой отзывчивой, завороженной слушательницы ни у кого, наверное, не было.

Ри с необыкновенной живостью изобразила в своих рассказах придирчиво-педантичную Кэнфилд, Роули, так хорошо знавшую целебные травы и умевшую приготовлять различные снадобья, пони Робина Шупилти и мистера Ормсби с его Шскспировыми пьесами. Это-то и помогло ей побороть тот заманчивый сон, которым соблазняла ее смерть, ибо в обществе своих воспоминаний она уже не чувствовала себя одинокой.

Дружба двух девушек столь различного происхождения в таких тяжелых условиях становилась все крепче и нерушимее. Но все это время они находились в кромешной мгле, и поэтому, случись им встретиться на улице, они прошли бы мимо, так и не узнав друг друга.

Естественно, они были сильно удивлены, когда, впервые поднявшись на палубу, увидели друг друга; за эти месяцы тяжких лишений Ри так сильно изменилась, что, пожалуй, не узнала бы себя в зеркале. Ее когда-то округлое, сердечком, личико резко обострилось, заметно обозначились скулы и подбородок, а лихорадочно горящие фиалковые глаза казались теперь слишком большими на маленьком лице. Некогда розоватая кожа стала прозрачной и сильно натянулась.

Она не могла скрыть свою теперешнюю худобу, но постаралась кое-как причесать волосы. Хотя у нее и было ощущение, что она пережила адские муки человека, просидевшего долгое время в сумасшедшем доме, ей отнюдь не хотелось выглядеть безумной женщиной со спутанными грязными волосами, спадающими на плечи... Она одолжила у Элис щетку и гребень, которые та достала из узелка со своими пожитками, и заплела волосы в толстую косу.

Теперь Ри смотрела в мягкие голубые глаза Элис, которая застенчиво улыбалась, и в душе ее теплилось какое-то доброе чувство, она как будто заново узнавала подругу. Элис Мередит была высокой, худощавой, ее никак нельзя было назвать хорошенькой, тем более сейчас, когда на изможденное лицо девушки ниспадали густые волосы цвета соломы. Можно было только предположить, что в обычных условиях ее веснушчатое лицо дышало бы добротой и здоровьем. Со вздернутым, курносым носиком она выглядела моложе своих пятнадцати лет.

– Ух ты! Вы когда-нибудь видели столько воды, миледи? – воскликнула Элис, широко раскрытыми глазами озирая бесконечные пенные гребни, окружающие «Лондонскую леди». – Никогда не думала, что воды бывает так много. Пожалуй, мне жилось спокойнее, пока я не знала, что такое море. – Она перевела взгляд на мачты, которые покачивались в такт с кораблем в этом бурном море, и лицо ее стало приобретать землистый оттенок.