Паруса и пушки

Узнав о столь ценном грузе, английские власти… нет, не подумайте, что они вульгарно денежки конфисковали. Все было проделано с тем изяществом, каким англичане часто славились в самых грязных делах. Они просто-напросто использовали юридическое крючкотворство. Деньги эти происходили не из испанской казны, а были взяты испанским королем в долг у генуэзских банкиров. И по тогдашним законам становились испанской собственностью после выгрузки их в Нидерландах – а до того оставались собственностью банкиров. Моментально к лондонским представителям генуэзского банка явились английские официальные лица и вежливо попросили «переписать» этот заем с Испании на Англию – под те же проценты. Банкиры согласились без всякого сопротивления – в конце концов, какая им была разница, кому занимать, если процент по кредиту остается прежним? После чего англичане, размахивая этой бумагой, нагрянули на испанские корабли и выгребли деньги до последней монетки. И все, как в известном анекдоте про рубль и топор, было правильно, с точки зрения закона не подкопаешься. Правда, испанский наместник в Нидерландах герцог Альба пришел ярость, узнав, что его солдаты остались без денег, – в тогдашних условиях можно было ожидать массового дезертирства. Он приказал конфисковать все имущество английских купцов, оказавшихся тогда на свое несчастье в Нидерландах. Продав его, он кое-какие деньги своим воякам все же заплатил – но по большому счету испанцы проиграли. Англичане в качестве ответного хода конфисковали имущество оказавшихся в Англии испанских купцов – а оно стоило раз в пять дороже реквизированного герцогом Альбой английского добра.

Вот так они и жили, англичане с испанцами – как кошка с собакой. Скуки не было…

А теперь – об английских женщинах-пиратках, точнее, об одной-единственной, но зато какой! Нынешние феминистки, о ней изрядно подзабывшие, наверняка плакали бы от умиления, расскажи им кто – равноправие женщин проявило себя во всей красе.

А вот в 40-х годах XV в. появилась уже самая настоящая пиратка. Тогда разгорелось очередное сражение бесконечной, как песня табунщика, Столетней войны, и одним из главных театров военных действий стало герцогство Бретонское в Нормандии. Как и в некоторых других местах, знать поделилась на два лагеря, одни стояли за англичан, другие за французов.

Одним из самых влиятельных рыцарей города Нанта и прилегающих районов был Оливье де Клиссон. В один далеко не прекрасный день его обвинили в государственной измене, сговоре с англичанами и замысле сдать им город-крепость Ванн. Так и останется неизвестным, были ли эти обвинения ложными или за ними стояли какие-то реальные дела (с равным успехом могло оказаться и так и этак). Как бы там ни было, по приказу французского короля Филиппа Шестого Валуа де Клиссона и несколько его видных сторонников обезглавили в Париже. Тело де Клиссона подвесили на знаменитой парижской виселице Монфокон, а голову выставили на стене Нанта.

Тут-то и началось… Оставшаяся вдовой с двумя сыновьями-подростками, Жанна де Клиссон (ее еще порой называли по девичьей фамилии де Бельвиль), женщина довольно молодая, не только славилась красотой во всем королевстве, но обладала еще, как показали последовавшие вскоре события, железным характером, не всем мужчинам присущим. Скорбеть, причитать и лить слезы она не стала. Она заложила у банкиров свой замок, драгоценности, вообще все имущество, наняла немаленький военный отряд (что в те веселые времена при наличии денег сделать было проще простого) и начала свою частную войну с французским королем – принялась нападать на замки тех бретонских рыцарей, что были сторонниками французов.

А потом решила перенести войну на море. На оставшиеся деньги наняла три больших корабля, набрала в команды надежных людей, взяла на борт обоих сыновей и вышла в море. Переполох начался нешуточный – Жанна со своей эскадрой крейсировала вдоль атлантического побережья Франции и брала на абордаж попадавшиеся ей торговые суда, исключительно французские. Рассказывали, что она первой, в мужской одежде, с мечом в руке врывалась на палубы и рубилась не хуже мужчин. В живых никого не оставляла. А вдобавок жгла и разоряла прибрежные городки и селения, повсюду оставляя за собой кровь и пожарища. Жизнь спасал только тот, кто успевал удрать подальше.

Ее называли «фурией», «бешеной ведьмой», и страшные рассказы о жуткой вдове распространялись по всей Франции. И продолжалось это довольно долго. Французский король отправил на поиски неукротимой вдовы большую эскадру, значительно превосходившую численностью флотилию Жанны, но поиски долго были безуспешными – поди сыщи след в открытом море…

В конце концов корабли Жанны де Клиссон все же обнаружили и окружили. Самой Жанне удалось спастись – в разгар боя она посадила в небольшую шлюпку обоих сыновей, сама села за весла и ухитрилась уйти незамеченной. Сражение было столь яростным, что французы не обратили внимания на быстро скрывшуюся за горизонтом маленькую лодочку…