Паруса над волнами

— Здравствуйте, молодцы! — отвечал Александр Васильевич. — Помилуй бог, как хорошо наработали! Славный редут, славный! Турок об него лоб разобьет, а не возьмет! Спасибо, братцы! Слава!

— Слава! — отзывались солдаты, втаскивая на апарели тяжелые пушки.

Ночью в Кинбурне, в своей палатке, Суворов долго не мог заснуть: мучали раны, полученные в прошлом году 1 октября, когда турки вознамерились отбить косу. Юсуф-паша высадил на Кинбурн десант янычар. Турецкие корабли бомбардировали крепость. Русские не выдержали смертного огня, отступили, бросив несколько пушек. Александр Васильевич сам повел гренадер в контратаку. Турки держались крепко. Воздух выл от картечи, льющейся с кораблей.

— Ребята, за мной!

И в этот миг ядром оторвало морду у его лошади. Александр Васильевич выхватил шпагу, пешим побежал впереди на ложементы. Тут и ударило картечиной в бок, пониже сердца. Пришел в себя на руках сержанта Рыловникова.

— Взяли?..

— Никак нет, Александра Васильич…

— Поставь меня на ноги!

Руками полез под одежду, ощупал тело. Пустяк, прошло по ребрам, оцарапало, обожгло…

Вытер кровавые пальцы о штаны.

— Добудь мне коня!

— Александра Васильич…

— Молчи! Я не убит. Давай коня!

К вечеру он собрал всех, кто был в крепости. Всего четыреста штыков «наихрабрейшей пехоты» и девятьсот двенадцать сабель. Солнце уже садилось, когда он в третий раз бросил своих на ложементы. Снова перемешались турки и русские. И тут произошло чудо — флот Юсуф-паши, вместо того чтобы огнем поддерживать янычар, медленно пошел в открытое море.

Суворов сразу догадался, в чем дело. Юсуф-паша решил покинуть десант, чтобы лишить янычар даже помыслов об отступлении с косы!

— Держитесь, ребята, теперь они будут драться до последнего человека!

Действительно, турки дрались с ожесточением смертников, но удара русских сдержать не смогли. Теперь уже русская картечь косила вражескую пехоту, а кавалерия рвалась вперед по кучам трупов. Через час после начала штурма все пятнадцать ложементов были заняты суворовцами. Оставшиеся в живых янычары стояли по пояс в воде и, подняв руки, жалобно кричали: «Аман! Пощадите!»

Александр Васильевич поднял шпагу, хотел крикнуть: «Молодцы! Победа!», но крикнул только «Помилуй…» и начал падать с коня. Шальная пуля пробила ему предплечье.

Врача поблизости не нашлось. Есаул Донского полка и гренадер Огнев отнесли Суворова к морю, промыли ему рану соленой водой. Полегчало. Он даже снова вскочил на лошадь. Но бой уже кончился. Из пяти тысяч янычар в Очаков вернулось всего семьсот. Да, Кинбурнская коса стоила генерал-аншефу двух ран, и вот теперь не заснуть, ноют, проклятые… особенно, если с моря туман… А турки не успокоились, снова готовят наступление на Кинбурн. Успеть окопаться, укрепиться неприступно, вот что сейчас самое главное… И он сам досматривал за всеми работами.

Утром, еще до свету, Суворов, по давней своей привычке, был на ногах. Несмотря на тягучую боль в левой руке, крепко умылся студеной водой, растерся грубым полотняным полотенцем. Позавтракал вчерашним холодным мясом, выпил кружку слабого чая и сразу же велел подавать коня. Через двадцать минут был у ложементов.

Солдаты досками и плетнями укрепляли насыпи редутов. На передней линии Александр Васильевич увидел незнакомого человека в морской форме. Сначала он подумал, что это командир галеры «Десна», храбрый мальтиец шевалье Джулиано де Ломбард, так славно отличившийся в прошлом году в бою против кораблей Юсуфа. Но приглядевшись, понял, что обознался.

Незнакомец стоял лицом к морю и в длинную подзорную трубу внимательно рассматривал рейд Очакова. Он был так увлечен, что не заметил, как рядом очутился генерал-аншеф.

— Любуетесь, голубчик?

Моряк опустил трубу и резко обернулся.

— О, ваше сиятельство!.

Суворов схватил его за плечи и засмеялся:

— Приехал! Помилуй бог, уже здесь! Ну, молодец! Из Петербурга — и прямо на позицию! Нет, нет, никаких представлений! Знаю! Знаю! — И вдруг, сообразив, что моряк не понимает по-русски, закончил по-английски — От светлейшего князя Потемкина слышал: контр-адмирал Поль Джонс, правильно говорю?

— Правильно! — ответил Поль и тоже засмеялся.

— Ко времени, очень ко времени, — сказал Суворов. — Неспокойно здесь стало. Сдается, что турки снова попытаются взять Кинбурн с моря.

— В Очакове стоит флот. Я насчитал одиннадцать вымпелов.

— Это корабли капудана Гассана. Мои орлы сейчас усиливают берег. Впереди ложементов я замаскировал две двадцатичетырехпушечные батареи и поставил ядрокалильную печь. Сунутся ближе — поджарим!

— О! — засмеялся Поль Джонс. — Поджарить! Это хорошо сказано! Так, чтобы шипело! Фриззл, да?

Суворов взял моряка под руку.

— Я знаю вашу баталию с «Сераписом». Славно! Такой викторией можно гордиться всю жизнь… У нас здесь нет решительных людей, кроме кавалера Джулиано Ломбарда. Вице-адмирал Мордвинов слаб, оттого и смещен был… Адмирал Нассау-Зиген… я не видел его в хорошем деле. А хорошее дело близко. Капудан Гассан попробует закрыть выход нашим кораблям из лимана.

— Надо идти навстречу им и самим завязать бой! — воскликнул Поль Джонс.