Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

На обветренной скуле был глубокий порез, будто медвежья когтистая лапа вскользь задела боцманскую щеку; мочка уха вообще болталась на кожице. Правда, кровь уже не хлестала. Рома, полулежа, щурился и пытался улыбаться. Тут, на миру, пришла пронзительная боль, но он её стоически терпел.

Валентина Васильевна, врачиха, которую вызвали по рации, суетилась над боцманом, и казалось, что в ней сейчас преобладает не врачебный долг, а материнский инстинкт. Она пустила слезу, по-бабьи поохала, а уж потом, взяв себя в руки, принялась обрабатывать рану. Илья, оказавшись рядом с Романом, представил себе, что это не Роману оторвало пол-уха, а вот ему и над ним хлопочет не Валентина Васильевна Даниленко, а Маша. Она ласково и осторожно обрабатывает ему рану и при этом своими пальчиками едва касается его лица. От этого наваждения у него покрылся мелким бисером пота лоб.

Потом, когда старший охраны по сопровождению судна Анатолий Матешов, поднявшись на мостик, доложил обстановку, капитан облегченно вздохнул. По всему выходило, что ребята из сопровождения дали внушительный отпор морским бандитам.

Хотя никто сигнал тревоги не отменял и почти все курсанты находились в учебной аудитории, а команда, свободная от вахты, по своим кубрикам и каютам, быстро прошел слушок, что атаку отбили, что всё, в принципе, нормально. И все сразу засуетились, забегали, обрадовались. Только вот есть раненые. Вернее, раненый. Все гадали, кто же попал под раздачу и насколько серьезно. Но когда увидели чуть побледневшего Рому с повязкой на голове, который наотрез отказался идти в лазарет, живого да еще и отшучивающегося — мол, я согласен на медаль или хотя бы на премию, — волнение поутихло, спало, и даже некоторым стало несколько досадно, что не получилось особой войны.

Всем очень хотелось выйти из душных кают наверх, на палубу. И хотя моторные лодки с пиратами давно скрылись за горизонтом, команде и курсантам все еще не разрешалось появляться на верхней палубе.

Старший охраны Матешов был почти уверен, что если к завтрашнему утру ничего не случится, то можно уже расслабиться. Утром корабль выходит в Индийский океан, и пираты обычно так далеко не заходят. Да еще и шторм разгулялся не на шутку. Пятиметровые волны захлестывали палубу.

Волнение нарастало, поэтому ближе к полуночи объявили парусный аврал. Пошли под дизелем, сначала довольно резво, потом одну машину остановили — потекла форсунка, и «Надежда» поползла в сторону Мальдив, не делая больше трех с половиной узлов. Ребята из охраны всю ночь провели на верхней палубе.

Из корявых записей в моем дневнике

Выдрав из какого-то морского журнала полстраницы, чтобы не забыть, зачем-то переписал в свою душегрейку.

Плавание в штормовую погоду

Управление кораблем во время шквала представляет известные трудности, которые большей частью бывают относительно кратковременными. Корабль или пробивается сквозь порыв ветра, или удирает прочь, в соответствии с обстоятельства ми. В шквале ветер более или менее постоянного направления, хотя время от времени может изменяться по силе. Если предполагается, что шторм будет достаточно продолжительный и суровый, способный принести значительные неприятности, капитан всегда имеет выбор — лечь в дрейф или нестись с попутным ветром.

Волны достигали восьми, а то и девяти метров. Максимальный крен — 36 градусов.

Еще несколько обрывочных и незаконченных мыс лей и маленьких сценок, подсмотренных мною на паруснике, которые я зафиксировал в своем дневнике.

После утреннего осмотра и подъема флага, только прозвучала команда «разойдись», все, еще сонные и вялые курсанты, разбрелись по палубе. Маша, опустив голову, пошла в сторону бушприта. Я догнал ее, чуть придержал за локоть, она повернулась…

— Почему, ты не пришла на наше место?

— Знаешь, тебе не кажется, что я тут, на паруснике, не на отдыхе?