Парусник № 25 и другие рассказы

«Прохладно… Но это не воздух… Иногда меня пугает то, чем мы занимаемся. Все это полностью оторвано от так называемой нормальной жизни. И все это так тесно связано со смертью. А мне не нравится смерть, Дон».

Он поцеловал ее: «Мне тоже… Поедем домой».

XII

На следующий день, в восемь часов вечера, Дон Бервик, Джина, доктор Когсвелл, Келсо, Годфри Хед и Ховард Раковский собрались в доме 26 по улице Мадрон. Когсвелл представил Раковского, еще одного члена Общества психических исследований, приехавшего из Сан-Франциско – приземистого смуглого человека лет сорока пяти, упругого и подвижного, как мячик для игры в теннис. Дон поинтересовался мнением Раковского о теориях, объяснявших спиритические явления – он задавал такой же вопрос почти всем, кто интересовался подобными вещами.

Раковский пожал плечами: «Я видел столько всего, что нахожусь в замешательстве. Девяносто пять процентов таких явлений – шарлатанство. Но остающиеся фактическими пять процентов… – Раковский покачал головой. – Надо полагать, я предпочитаю называть вещи своими именами: общение с душами умерших возможно».

Дон кивнул: «По складу характера и происхождению я – практичный шотландец. Я был настроен скептически, пока не стал свидетелем явления, буквально заставившего меня стучать зубами. Точнее говоря, заставившего нас стучать зубами. Однажды вечером мы с Джиной увидели весьма замечательного пламенного призрака. Меня это поразило настолько, что я изучил кое-какую литературу, посвященную призракам. И нашел множество добросовестных отчетов – ни одно из этих явлений, однако, не наблюдалось в условиях, которые научный исследователь назвал бы экспериментальными. Поэтому наш вчерашний эксперимент – первая попытка применить научный подход».

«Вам повезло, – заметил Раковский. – Настоящий медиум – большая редкость».

«Не говоря уже о склонных к сотрудничеству дýхах», – прибавил Когсвелл.

«Мы добились кое-каких успехов, – кивнул Дон, – хотя все еще, строго говоря, ничего не доказали».

Келсо моргнул: «Невозможно отрицать, однако, что вы доказали существование загробной жизни – в какой-то форме!»

«Боюсь, что это не так, – возразил Дон. – На самом деле я хотел бы, чтобы никто не делал таких преждевременных заявлений. Каждый любитель, интересующийся парапсихологией и обнаруживший то или иное явление, которое можно истолковать как свидетельство существования загробной жизни, считает, что нашел окончательное доказательство и продемонстрировал реальность потустороннего мира. Его нисколько не беспокоит необходимость подтверждения результатов эксперимента, а даже если он сознает такую необходимость, он истолковывает полученные результаты так, чтобы согласовались с тем, во что он хочет верить».

Раковский поднял черные брови: «Значит, у вас остались сомнения?»

«Я не считаю, что нам удалось что-либо доказать, – ответил Дон. – И не буду так считать, пока остаются альтернативные, не менее последовательные гипотезы».

«Гипотез пруд пруди, и мне не раз приходилось иметь с ними дело, – сказал Раковский. – Но в общем и в целом проще всего постулировать существование загробной жизни. Особенно учитывая тот факт, – прибавил Раковский, с наигранной таинственностью посмотрев по сторонам так, словно не хотел, чтобы его подслушали, – что все мы хотим в верить в загробную жизнь. В том числе господин Бервик».

Дон кивнул: «В том числе я». Повернувшись к магнитофонам, он сказал: «Надеюсь, сегодняшний анализ записей позволит мне предложить вашему вниманию очередную гипотезу». Взглянув на список, он прочитал вслух: «Вопрос третий: „Как выглядит наш мир из вашего мира?“»

Бервик включил магнитофон №1. Послышался голос наблюдателя, задающего вопрос; ему ответил звучный бас Кочамбы, отличавшийся от сухого хрипловатого говорка Кенворда Боза, как мед от уксуса: «Мы оставили ваш мир позади. Мы радуемся тому, что мы здесь, у апостольских ног». Кочамба больше ничего не сказал.

«А теперь номер второй, – объявил Дон, – сэр Джервейз Десмонд!»

«Ваш мир? – изумленно и презрительно протянул сэр Джервейз. – Что ж, должен признаться, я покинул его без оглядки. Надо полагать, он все еще существует – но уверяю тебя, любезнейший, он не вызывает у меня ни малейшего интереса. Как ты выглядишь? Здесь ты застал меня врасплох. У меня даже в мыслях не было на тебя посмотреть… Взглянем, однако… У тебя отвратительная внешность. Ты похож на полудохлую ящерицу».

Молли, говорившая устами Айвали Трембат, вела себя дружелюбнее: «Что за вопрос? Ваш мир выглядит таким, каким он был всегда. И Айвали тоже – конечно, я слышу ее голос, он мне нравится; он доносится до меня вместе с другими вибрациями – кажется, так это называется? – и вдруг оказывается, что я разговариваю с совершенно незнакомыми людьми».

Все ответы на третий вопрос были примерно того же характера.