Парусник № 25 и другие рассказы

«Наверное, ее лучше было бы называть гипотезой. Я делаю минимальное количество допущений, применяя по отношению к сверхъестественным явлениям те критерии, которые используются научными специалистами в других, традиционных областях. Мы не нуждаемся в оккультных предрассуждениях по поводу „смысла жизни“, „предопределенной цели эволюции“ или „бесконечности непознаваемого“. Мы можем подходить к поставленной задаче достойно – подобно тому, как уверенный в себе и уравновешенный исследователь объективно систематизирует множество полученных данных, а не так, как ведет себя смиренный приверженец мистической догмы, надеющийся на случайное „откровение“ или „разоблачение тайн“».

«Хорошо сказано! – проворчал Когсвелл. – Продолжайте».

«Одну минуту! – вмешался Годфри Хед. – Хотел бы сказать, что целиком и полностью согласен с господином Бервиком в одном отношении. Мне пришлось прочесть множество книг и статей, посвященных парапсихологическим явлениям, и во многих случаях я находил эти материалы тошнотворными. Существа из потустороннего мира постоянно выступают с высокопарными наставлениями типа „мне не позволено поведать больше, чем было сказано“ или „ты не готов постигнуть высшие истины“ или „ты все еще не переступил порог познания“… У меня всегда вызывал удивление и возмущение тот факт, что, будучи хранителями якобы неведомых истин, эти существа отказываются делиться своими знаниями».

«Бетти Уайт дала описание того, что называла „неограниченной вселенной“», – заметил Раковский.

Хед кивнул: «Совершенно верно – но при этом она использовала нарочито усложненную терминологию и принципы, которые, как она заверила господина Уайта, с огромным трудом поддавались пониманию – причем господин Уайт не преминул послушно подтвердить непостижимость этих принципов. А на самом деле они не так уж непостижимы. Когда господин Уайт задавал вопросы о вещах, которые, по мнению Бетти, ему не следовало знать, она упрекала его и советовала не отклоняться от обсуждаемой темы… Прошу меня извинить за отступление. Но для спиритуалистических текстов характерны недосказанности, всегда приводившие меня в отчаяние».

Дон рассмеялся: «Хорошо вас понимаю! Но продолжим, однако. Что содержится в коллективном подсознании? Прежде всего – фактическая современная действительность: наши города, автомобили, самолеты, злободневные знаменитости. Во-вторых, воображаемые места и сцены, удаленные во времени, а также более или менее знакомые всем нам представления – о Царстве Небесном, о преисподней, о сказочных странах, об Изумрудном городе, о Древней Греции и Древнем Риме, о Таити, Париже, Москве и Северном полюсе. В-третьих, исторические знаменитости – точнее, стереотипные представления о них: Джордж Вашингтон с портрета работы Гилберта Стюарта, Авраам Линкольн, такой, каким он изображен на банкноте – однодолларовой или пятидолларовой? Не помню. В-четвертых – концепции, условности, символы расового подсознания, существенно отличающегося от коллективного общечеловеческого. Естественно, подсознание белых американцев – часть общего коллективного подсознания кавказской расы. В свою очередь, оно состоит из элементов меньшего объема. Подсознание калифорнийцев отличается от подсознания жителей Невады. Подсознание горожан Сан-Франциско отличается от подсознания жителей Лос-Анджелеса. Подсознание нас шестерых отличается от подсознания шести соседей. Таким образом, мы имеем дело с узорчатым ковром, сотканным из переплетающихся элементов. Издали оно выглядит однородным – коллективное подсознание рода человеческого. Чем внимательнее мы его рассматриваем, однако, тем более разнообразным оно становится – до тех пор, пока мы не сосредоточиваем внимание на подсознании индивидуального человека. Как только индивидуальный человек узнаёт о существовании той или иной личности, представление об этой личности занимает место в его подсознании. Чем больше людей осведомлены об этой личности, тем сильнее их ощущения, относящиеся к этой личности, тем ярче их коллективное представление о ней.

Частью коллективного подсознания становятся воображаемые явления – такие, как представления о призраках и феях. Суеверия и предрассудки усиливают эти представления до тех пор, пока, наконец, в определенных условиях даже тот, кто не подвержен влиянию суеверий, начинает видеть подобные воображаемые явления.

Когда человек умирает, яркое представление о его личности остается в умах близких и друзей. Их привязанность к этому человеку, в сочетании с верой в загробную жизнь, придает существенность памяти о нем, он психически материализуется, посылает сообщения и так далее. При этом не следует забывать, однако, что духовное представление, дух умершего – не более чем функция мышления живущих умов, помнящих покойного. Дух умершего говорит и ведет себя так, как говорил бы и вел бы себя в представлении тех, кто его помнит».

«Не спешите с выводами! – воскликнул Когсвелл. – Существует дюжина достоверно подтвержденных случаев явления дýхов, предоставлявших информацию, ранее неизвестную никому из живых свидетелей!»