Блэквуд был крепок и строен, на нем отлично сидели дорогие костюмы. В тысяча девятьсот тридцать первом году он незаметно перебрался в Пасадену из Мэна, привезя с собой немного денег весьма темного происхождения и по-мальчишески задорную улыбку. На Ориндж-Гроув-авеню он купил беленый заброшенный особняк, владельцы которого в свое время очень разбогатели на продаже льда, а потом на ней же разорились. Блэквуд перестроил особняк в гостиницу и по сходной цене сдавал комнаты каждому, кто протягивал в окошко кассы деньги за ночевку. Он сострадал падшим и с самого начала не отказывал самой разношерстной публике — неграм, мексиканцам, китайцам, даже девицам, очутившимся в отчаянном положении, — в общем, всем тем, от чьих физиономий и перегара воротили нос другие домовладельцы. Дом Блэквуда, гостеприимный для всех, кроме, пожалуй, полицейских, никогда не пустовал и быстро прославился в кругу отверженных. Мало-помалу Блэквуд по дешевке купил еще несколько таких же развалин. Он сразу же свел знакомство с преподавателем экономики Калифорнийского технологического института, которого все звали Суини Вонючка, и вдвоем они — Блэквуд и Суини — придумали множество способов, как отхватить кусок получше, а не давиться, как другие, черствыми корками. И правда, с тех пор как Блэквуд обосновался в Калифорнии, пирог его становился все жирнее! Крытые черепицей особнячки в испанском стиле делились на квартиры, которые он сдавал понедельно; давным-давно закрывшиеся магазины женской одежды и галантереи на Колорадо-стрит обратились в торговые центры, бильярдные и даже в танцзал, собираясь пойти в который девушки надевали свое лучшее шелковое белье; да, а участки песчаной земли, которые Блэквуд чуть ли не за бесценок скупал у задавленных налогами владельцев, — бывало, что люди сами доплачивали ему, лишь бы сбыть их с рук! К своей недвижимости он прибавил еще акции сталелитейных и нефтяных компаний и долю в фирме по производству патентованных резиновых ремней. Однако Блэквуд твердо знал: никакой актив в Калифорнии не сравнится с сухой, рассыпающейся в ладонях землей.
Пыльный проселок уперся в три небольших дома у самого обрыва. Они смотрели прямо на океан, нависая над разрушавшимся берегом, обвитым плетями хрустальной травы. Казалось, еще немного — и дома рухнут: рваный толь и перекладины побелели от соли, печные трубы, сложенные из речного камня, покосились и грозили проломить старый, хрупкий шифер крыш. Ветер гонял песок и мусор по истоптанному курами двору, из сарая доносилось шумное дыхание лошади и мычание коровы. Опытный глаз Блэквуда не заметил рядом ни одного телефонного столба. Что он уяснил для себя в первую очередь, когда еще только приехал в Калифорнию?
Блэквуд вышел из машины и дружелюбно позвал хозяев. У него было одно качество, которого он даже не замечал: обаяние шло от него волной и подкупало окружающих, иногда даже против их воли. Блэквуд был красив спокойной, уверенной красотой — благодаря этому он добивался успеха легче, чем другие, но о своем небольшом преимуществе он даже не подозревал. Вообще-то, Блэквуд откровенно думал, что поначалу никаких преимуществ у него и не было. Также не знал он и об исходившем от него едва уловимом запахе пудры, не то чтобы неприятном, но необычном для мужчины сорока четырех лет.
Правда, в это декабрьское утро обычное: «Эй! Кто-нибудь дома?» — вышло у него как-то визгливо, как будто он нервничал, — точно ястреб крикнул. Но Блэквуд совсем не разбирался в птицах и их голосах. С тех времен, как он поселился в Калифорнии, он перестал интересоваться животным миром, направлениями миграции, нарушенными вторжением человека. Как и большинство жителей Пасадены — а он, понятно, считал себя жителем этого города, хотя многие, очень многие так вовсе не думали, — он обрадовался, когда недалеко от Арройо-Секо появился белоголовый орлан. Вот это событие — даже местная газета «Стар ньюс» поместила сегодня утром его фотографию! Но на этом орнитологические познания Блэквуда заканчивались. Знай он больше, обязательно заметил бы у дороги плакат с грозным предупреждением: «"Гнездовье кондора". Вход запрещен!»
— Ты, похоже, не туда заехал, — сказал кто-то.
Голос слышался из дома. Блэквуд обернулся на голос, снял шляпу и привычным энергичным тоном произнес:
— Кто здесь? Здравствуйте! Меня зовут Блэквуд, Эндрю Джексон Блэквуд. Извините за вторжение!
На крыльцо вышел мужчина, и Блэквуд протянул ему руку.
— Это частная собственность.
— Да, я понял. Извините еще раз, но именно поэтому я сюда и завернул. Мне хотелось бы переговорить с вами кое о чем.
— Вали отсюда!