— Погоди. Тут ведь явно очередь к врачу — поглядел по сторонам, понюхал воздух, убедился в своей правоте и убежденно сказал еще раз:
— Очередь к врачу.
Забубенный авантюрист не стал спорить, кивнул короткостриженной головой:
— Жизнь — это как сидеть очередь к врачу в поликлинике.
— Не пойму тебя — признался попаданец.
— Только — не к стоматологу там, или терапевту, а к паталогоанатому. Или судмедэксперту — кому как повезет. Вот сидим мы, сидим, очередь вроде все короче.
Но постоянно кто-то лезет без очереди — то ветераны войны и боевых действий, то какой-то герой труда с производственной травмой, ну понятное дело пенсионеры-старики без очереди лезут, попробуй не пропусти, хай на три этажа и флигель, опять же молодежь борзая и наглая проскакивает не спросясь, или "я только один вопросик задать, на секундочку, так-то мне не надо!".
Мамаши с детями — их тоже пропускают, хотя и ворчат что вроде как им в детскую надо ходить тут им рановато, но раз уж пришли… — выговорил Хорь. Посторонился, пропуская человека исхудалого и с желтой кожей, продолжил:
— Ну всякие онкобольные, да и просто сильноболящие, вида жалкого — тоже, мать их ети, без очереди!
Бывает и алкаша какого пропустишь — ну, противный весь — да и хрен с тобой, уйди уже с глаз долой скорее.
Очередь двигается и двигается, а ты так и сидишь на месте.
Психанешь потом:
— "Товарищи, граждане, господа! Я по записи на одиннадцать, с утра стоял, сколько же можно!"
А тебе в ответ — вас тута не стояло, мы сами с одиннадцати тоже ждем со вчера еще, а нечего было вперед себя пропускать всяких, и вообще очередь ваша уже прошла, только людей путаете порядочных…
Бабка какая начнет рассказывать "в пространство" про то, как молодежи не стыдно, бессовестные какие, им работать надо, а они тут сидят, при Сталине такого не было, враз бы нашли, чем занять бездельников.
Пожилой дяденька смотрит с печальным осуждением — мол, вы молодой, могли бы и обойтись пока, а нам вот нужнее.
Садишься опять, и ждешь. Все надеешься, что выйдет симпатичная медсестра и спросит:
— "Кто на одиннадцать по записи? Проходите!"
Хотя на часах уже полпятого, и понимаешь — сегодня тех, кто на одиннадцать, скорее всего уже не позовут…
И думаешь — завтра с утра идти, и никого не пропускать, врача за рукав на входе схватить и сразу в кабинет?
Или ну его к чорту, на работу может пойти все же, а потом пятница… вот после выходных в понедельник и зайду!
Даже карточку в регистратуре брать не стану — совру всем, что записался на девять, и прямо к врачу сразу!
Вздыхаешь, встаешь, говоришь:
— "Я, наверное, не буду ждать…"
— "А вы за кем?…"
— "А не знаю уже… Сами тут разбирайтесь!" — и уходишь пить пиво, под шум перебранки в очереди.
А снизу, из въезда, мимо тебя вывозят уже счастливчиков, кто успел на прием. Вокруг родня, венки, сами успевшие лежат такие нарядные.
Смотришь краем глаза, завидуешь, и думаешь: — "Ну, ничего, в понедельник я тоже так же поеду!"
Тут же мысль. В понедельник-то куда больше придет — после выходных — то.
На работу кому-то неохота, а кто — то и сам припрется.
Опять же, кто придет, кто за рулем, а у него только пятница окончилась.
Домашним опять же готовить все…
Нет, нехорошо.
Надо поближе к концу недели.
В четверг например прийти, чтоб на пятницу.
А в среду заранее приду, и запишусь на четверг на девять. Надеюсь, в эту среду будут номерки на девять, а не на одиннадцать и позже.
Первым в очереди встану.
Чтоб все прилично, не как это хамло молодое, что без очереди лезет. Что ж мы, гопники что ли какие? Мы ж приличные люди.
Первый приду и никого не пропущу. Ну, только ветеранов ВОВ и героев Соцтруда. Их положено пропускать, там даже на стене объявление висит.
Ладно, так и быть, решаешь себе, в среду на четверг запишусь, на той неделе…
Тут разболтавшийся Хорь заткнулся вдруг и, уставившись за спину Паштета с легкой усмешкой заявил:
— Жена за тобой пришла!
Паша оглянулся, но как-то странно — не поворачивая головы, причем мимолетно удивился — откуда жена взялась? Вроде бы с утра жены в наличии и присутствии не было.
Альва. Та самая, с болота. Размытый контур, причем видны детали незнакомого доспеха и оружия — рукоятки кинжалов, например, вычурных и непривычных взгляду, а лица под капюшоном не разглядеть, только глаза оттуда поблескивают двойным красным бликом.
— Цаул! Цаул! — вскричала новодельная жена и жесткими деревянными пальцами очень больно зажала Паштету рот, так сильно, что зубы явно отпечатались на изнанке губ. Попаданец удивленно охнул, а черный силуэт подняв вверх стремительно удлиняющийся указательный палец, который словно у Терминатора отливал синеватой сталью, стремительно ударил этим острием Пашке в грудь. Очень больно ударил, с хрустом.
— Тайли!