Паштет

Паштет оказался с краю немецкого отряда. Рядом уже были стрельцы, наряженные в серые кафтаны, за ними толпились конники. Общаться с немчинами они не рвались, поглядывали спокойно, готовились явно к бою. Попаданец только диву давался — у этих стрельцов не было и в помине тех самых бердышей, которые были вроде их визитной карточкой, как читал у кого-то. Топоры были, но совсем не похожие на злобного вида секиры-бердыши. И мушкеты были простоваты — как у него. Сабли были у каждого — но опять же в простеньких ножнах без украшений (только у сотника эфес был побогаче, у остальных деревянные щечки-накладки). В целом соседи выглядели прилично и явно собирались подраться от души. Это радовало. По тому, что Паша когда либо слыхал — татар били на Куликовом поле, да еще не били на Угре-реке. Зато ответно — вон даже Москву спалили. В целом создавалось впечатление, что русским татары регулярно выписывали люлей, оставалось, правда непонятно, как взяли Астрахань и Казань, что тоже помнил Паша из давней комедии. В целом перспективы вырисовывались кислые.

А потом Паштет увидел вдали пыль. И не он один — окружающие как то засуетились, по-немецки и по-русски практически одновременно раздались команды вздуть фитили, в воздух потекли сотни сероватых струек дыма, на приступки тут же встали стрелки, только немцы выстроились в очередь друг за другом, а у московитов явно подготавливалось что-то иное, Паша сообразил, что стрелять будут одни и те же, чтобы не терять время на смену места, а заряженные пищали будут подавать им другие, тут же его пихнул в плечо Хассе.

Вскоре уже стало видно массу, которая словно грязная вода во время наводнения текла все ближе и ближе. Потом стали видны отдельные фигурки, впереди вроде как русские по флажкам судя, хотя попаданец бы и не поручился — только понял, что такое — конная лава.

— Вентерем идут, гоооо-товсь! — крикнул сотник.

Спросить, что это значит, Паштет не успел. Гриммельсбахер, что стоял у пушки дальше по фронту что-то каркнул, чего Паша не разобрал. А лава стала забирать вбок и теперь московиты, среди которых было много в темно-серых кафтанах во весь мах неслись боком к стене щитов. Совсем близко — метрах в пятидесяти, если не ближе.

— Бегут от татар, засранцы! — догадался попаданец.

— Пауль, мушкет возьми! — негромко прохрипел Хассе.

Пока фон Шпицберген поворачивался и брал из рук вездесущего Нежило тяжеленную дуру с уже дымящимся фитилем, пока поворачивался обратно — картинка сменилась — теперь пестрой лентой мимо неслись крымские кавалеристы, визжа радостно и уже явно празднуя победу. Лица видно, цветастые одежды и металл блестит, хоть и запыленный изрядно.

— Огонь! Фойер! — раздалось справа и слева и Паша вмиг оглох. Удар по ушам был совершенно неожиданным и очень болезненным. Вся стена гуляй города, все орудия и часть пищалей дали обвальный залп по попавшему в ловушку врагу. С кинжальной дистанции, когда промахнуться было невозможно совершенно. Паша, слегка очумев, все же сообразил и вскинув тяжеленный мушкет нажал на длинную железяку спуска. Полка открылась навстречу тлеющему кончику фитиля, фссыкнул горящий на полке порох, чуточку свистануло дымом из запального отверстия и мушкет пхнул стрелка в плечо.

Паштет добавил свою пулю в те пуды свинца, ядер и каменного дроба, что влетели в плотную массу татарского авангарда.

Странное ощущение — хоть уши и были оглушены громом близкого залпа, но тем не менее услышали странный тупой стук, живо напомнивший дачу и осень, когда Паша тряс яблони, собирая урожай. Вот точно такой же стук — как яблоки об землю чвакаются. И еще удивило, что даже забитые ватой уши различили многоголосый визг, рев и стон. Доперло не сразу, что услыхал звук попадания пуль в лошадей и людей, и орут покалеченные и раненые, трудно различимые за пороховым дымом. Стрекотнуло вразнобой пищальным огнем — и сам Паша успел повторно бахнуть из услужливо поданного мушкета. Тут же опять на двух языках рев командиров — не понятно почему, а — прекратить огонь! Татары растерянно вертелись на месте, отходя при том подальше от злых стен. Над головой тихо и безобидно из глубины гуляй города легкими стайками летели стрелы. Сразу не понял — что за легкие черточки в голубом небе над головой. Потом сообразил. И здесь, наши лучники есть, значит?

Оглянулся недоумевающе на компаньонов, тем было не до бесед — быстро и отчетисто заканчивали заряжать пушки. И видно было, что с завязанными глазами справились бы со знакомым делом. Орудия еще раз тягуче харкнули огнем. Для мушкетов уже далековато вертятся пестрые наездники, а вот для пушек — самое мясо.

Странное уханье у московитов, слаженное, натужное — вытянул шею, глянул туда, благо с приступки стрелковой видно далеко — и удивился. Несколько щитов пехота бодро покатила вперед на татар и как только вытолкали их за линию в поле — так густым потоком в образовавшиеся дыры полилась конница из гуляй-города, врезалась в растопыренных крымчаков, сквозь сизый вонючий туман забликовали сабли, пошла рубка растерявшегося врага. Татары не выдержали удара, покатились прочь.