Паштет

— Именно. И когда нам повар стал рассказывать о тонком контрасте вкуса изысканнейшей икры и чистого золота, с которым наш язык впервые встречается в таком сочетании, мне очень хотелось рассказать ему, что по аналогии надо было бы подавать бифштексы с медными шурупами, а супы с железными гвоздями. Оттеняя вкусом благородного металла всякие харчи. Промолчал, однако, повару ведь невдомек, что я точно знаю — золото инертный металл и вкуса никакого не имеет, потому из него и делают зубные коронки. Это пара стальных зубов тут же устраивает во рту гальваническую батарею. А золото — нет. Да и с икрой вышла несуразица, я еще студентом был, когда оказался в Астраханской области с приятелями в пиковой ситуации — несколько дней вынужденно питались только черной икрой и коньяком. Больше ничего не было. И если в первый день все было круто и мы собой гордились, то потом с удовольствием махнулись бы на борщ с жареной картошкой. Так что мы опять возвращаемся к прошлой теме. Можно изменить сознание людей, чтоб жрать алюминиевую фольгу было позором, а золотую — пределом мечтаний, можно выставить приоритетом потребление всего и вся, но на этом человек просто превращается в свинью. Меняющую раз в год авто и айфон на более навороченные марки, но от этого не перестающую быть свиньей. Самый большой грех американцев на мой взгляд в том, что им была дана уникальная возможность действительно стать лидерами человечества, колоссальные ресурсы, полная безопасность — за обе мировые войны на территорию США упало полтора десятка снарядов которые выпустил полоумный японец с подводной лодки, то есть это оранжерейные условия жизни, а они все прожрали и просрали в буквальном смысле этих слов, и вместо уважаемого лидера превратились в мирового гопника, от которого всем соседям одни проблемы.

— У нас тоже ничего не получилось, вы же сами сказали. Коммунизм не построили, страна развалилась — метко подметил Паштет.

— Не скажите. Первоначальная задача была выполнена. И мало того — мы вынудили и соседушек, как им ни горько было, а тоже выполнять социалистические преобразования. Иначе их работяги устроили бы тоже раскардач, вот и пришлось тратить на чертовых пролетариев деньги и силы, давая этим мерзавцам то, что получили наши — и тот же восьмичасовой рабочий день и запрет детского труда и оплачиваемые отпуска и массу всего такого же.

— Вы уже говорили про восьмичасовой рабочий день — буркнул Паша.

— Знаете, сейчас это кажется вам данностью. Типа "неба голубого" и "солнце греет". Но совсем недавно всего этого и в помине не было. И это — именно наша заслуга, так бы черта лысого западные работяги бы получили все эти блага. Другое дело, что это вымарывается из памяти и старательно заваливается ворохом всякой шелухи, создающей белый шум. В СССР были только жюткие рЭпрессии и больше ничего хорошего, а солнце всходит на благословенном Западе. С распадом страны тоже не все гладко, чем дольше живу, тем подозрительнее мне становится. Понимаете ли, у меня все сильнее крепнет уверенность в том, что нашу страну гробили наши же правители, наша же элита самозабвенно пилила сук, на котором сидела. И соседушки нам помогали всемерно и от души, просто выкладываясь в рвении помочь нам сдохнуть.

— Знаете, это попахивает конспироложеством — хмыкнул Паша. Разговор чем дальше, тем страньше становился. И при этом Паштет вдруг понял, что он получает возможность, попав в прошлое — реально изменить будущее. Только вот беда — не знает он о том СССР, как получается, ничерта. Нет, честно читал, запоминал, но все, что толковал сегодня странный старичок как-то не вписывалось в устоявшееся впечатление. Врач между тем выкопал в кармане еще пару блистеров с таблетками. привычно вылущил пилюли и всухую, без запивки, привычно проглотил. Усмехнулся тенью улыбки, сказал: