Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита

Затрубил в свою трубу Тимоша,
Никому покою не даёт,
Всех соседей трубою укокошил —
Без конца в свою трубу трубьёт.

Остаётся добавить, Тима Докшицер был замечательным музыкантом и очень хорошим человеком.

Своего сына, меня, то есть, папа хотел в будущем видеть непременно музыкантом, желательно пианистом или дирижёром. Ничего подобного не случилось; подозреваю, и случиться не могло. Это «не могло», по сути, карта – факт № 3 пасьянса, карта на первый взгляд лишняя, явно не в масть, но тем не менее нашедшая своё отражение в моём литературном творчестве, придав ему свои особенности. Моя большая музыкальность уже в раннем детстве ни у кого сомнения не вызывала, явственно отражаясь впоследствии в ритмике моих стихотворений и в созвучности многих найденных мной рифм.

А вот ещё фрагментик моего бытия, относящийся к 1940-му году. Датировка на этот раз совершенно точная, ибо именно в этом году… был арестован приятель моего отца биолог Георгий Георгиевич Винберг, впоследствии член-корреспондент Академии наук Советского Союза. В данном конкретном случае моё воспоминание напрямую связано именно с этим арестом. Естественно, я ничего не знал в то время ни о биологе Винберге, ни об его аресте, а запомнился мне некий бежевый костюмчик очень малых размеров, который мама моя пошла отдать какой-то женщине, оставив меня на несколько минут у подъезда совершенно незнакомого мне дома. Как я узнал впоследствии, костюмчик этот предназначался малолетней дочери арестованного биолога. Мама купила эту вещицу по просьбе моего отца и по его же просьбе отнесла её жене Георгия Георгиевича. Только спустя много лет я по – настоящему понял, что со стороны моих родителей это был Поступок. Тут остаётся лишь добавить. Вся «вина» Винберга заключалась в национальности его родителей: отец – швед, мать – француженка. По тем временам такая биографическая деталь являлась de facto криминалом на территории Советского Союза. Впрочем, она давала арестованному биологу и некоторую свободу выбора: хочешь, будь шведским шпионом, хочешь – французским. А уж если очень хочешь, так признавайся в шпионаже сразу на обе эти державы.

Где-то в это же время я совершал и моё первое самостоятельное путешествие. В некотором роде кругосветное. Случилось вот что.

Меня отпустили поиграть со своими сверстниками во дворе, судя по всему, строго – настрого наказав, за пределы двора не выходить. Да не тут-то было – как-никак по гороскопу я являлся «близнецом», а люди, рождённые под этим астрологическим знаком, весьма склонны к путешествиям, причём зачастую рискованным.

В этой связи я предложил одному из своих сверстников совершить кругосветное путешествие вокруг старой территории московского зоопарка, что и было немедленно осуществлено. Мы вышли со двора и поднялись вверх по Курбатовскому переулку к Большой Грузинской улице. Затем мы двинулись по Большой Грузинской в сторону зоопарка, вышли к Красной Пресне, свернули направо, прошли сколько – то метров по направлению к Краснопресненской заставе и вновь свернули направо – в Волков переулок. Далее наш анабазис, достойный анабазиса Александра Македонского, пролёг по этому переулку, а после его форсирования и по переулку Новопресненскому, включая пересечение переулка Зоологического. В конечном итоге всё благополучно завершилось возле нашего дома, расположенного как раз на пересечении двух переулков – Курбатовского и Новопресненского. Как известно, Александра Македонского после его анабазиса ждала мировая слава, я же был награждён мировым семейным скандалом. Мне было строго наказано – впредь ничего подобного себе не позволять. Не тут-то было.

В этом же периоде моей жизни я узнал о бренности нашего существования – о неотвратимой смерти для всего живого на Земле, не исключая и человека. Естественно, умирать мне очень не хотелось, а потому я стал искать способ для преодоления подобной напасти. В конце концов он был придуман мной. Требовалось, во что бы то ни стало не закрывать глаза, когда злодейка – смерть явится по мою душу. Раз глаза открыты, значит, умереть ты никак не можешь. Смерть будет посрамлена. Что ж, попробую эту блестящую идею осуществить со временем на практике – как-никак мне уже за восемьдесят, а на мир я продолжаю смотреть широко открытыми глазами. Ночью, само собою, тоже – страдая бессонницей. Вот только как быть, когда забыться во сне всё-таки удаётся? Надо, наверное, срочно научиться спать с открытыми глазами. Тут остаётся лишь уточнить кое-что. Я не совсем уверен, что моя блестящая идея противостояния курносой злодейке пришла мне в голову именно в самый ранний период моего существования на Земле. Очень может быть, идея эта была мной сформулирована несколько позже, – когда Вторая мировая война была в полном разгаре и смерть ежедневно беспощадно косила многие тысячи людей, на фронте и в тылу, вне зависимости от того, были их глаза открыты или закрыты при её нескончаемых атаках.