Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита

Чем ещё запомнился мне этот новосибирский детский сад? Ну прежде всего довольно скудными порциями варёной вермишели, которой нас регулярно кормили. Хотелось, чтобы на тарелке её было побольше, например, как у баяниста, с которым мы регулярно разучивали новые песни. Баянист этот пару раз в неделю приходил к нам в детский сад со своим инструментом. Приходил, как правило, к завтраку, положенному и ему. Сажали этого служителя муз за отдельный стол, но в том же зале, где принимали пищу и воспитанники детского сада. Так что содержание тарелки музыканта секретом для нас дошколят не являлось. Судя по всему, баянист этот был профессионалом весьма приличного уровня. Меня могут спросить, а на основании чего я делаю сегодня, спустя 60 лет, подобного рода выводы. Отвечу: на основании моей хорошей памяти вообще и памяти музыкальной, в частности. Не припомню, чтобы во время разучивания нами песен баянист хоть раз сфальшивил. От природы у меня очень хороший музыкальный слух, хотя и не абсолютный. Фальшивая нота беспощадно режет его, выводя из душевного равновесия. Чувством ритма Бог меня тоже не обидел. Сбой в ритме уже в раннем детстве фиксировался мной немедленно. Баянист никакими ритмическими сбоями не грешил. Техника исполнения была на уровне, Словом, профессионал. Возможно, эвакуированный в Новосибирск из какого-то города, находящегося в европейской части Советского Союза.

В памяти моей остались три песни, которые мы разучивали в детском саду. Ими были: «Марш артиллеристов», «Вечер на рейде» и «Два Максима».

Уроки хорового пения оказались для меня весьма кстати. Именно «Марш артиллеристов» я спел в 1945 году в Москве на вступительном экзамене в районную музыкальную школу, что находилась рядом с Московским планетарием на Садовой-Кудринской улице. Но всему своё время – до 1945 года мне ещё много есть, о чём поведать.

Итак, мы, воспитанники детского сада, с вожделением посматривали на тарелку с варёной вермишелью, стоящую на обеденном столе перед баянистом. Но лучше всего о хронической нехватке пищевых калорий, поступающих в наш организм с едою, расскажет следующий эпизод. Он случился уже после того, как отец снова отправился на фронт.

Однажды вечером мама пришла с работы домой, принеся с собою два чуда. Это были белый батон свежайшего хлеба и кринка с отличной сметаной. (Не знаю уж, где мама всё это раздобыла.) На семейном совете было решено: половину принесённого съесть немедленно, остальное оставить до следующего дня. М-да! Человек предполагает, а Его Величество Желудок частенько располагает.

Не успели мы оглянуться, как половина принесённого оказалась съеденной. И вот тут-то начались мои и мамины муки – вторые половины хлеба и сметаны прямо-таки рвались в наши рты. Какое – то время мы стойко сопротивлялись этой гастрономической атаке, да куда там… Слишком неравны были силы двух оголодавших человек и идущих в психическую атаку на них сверхдефицитных продуктов. Пришлось сдаться на милость победителей, полностью, вручив им ключи от наших желудков. Короче, безоговорочная капитуляция!

Человек, переживший трагическую ленинградскую блокаду, вполне мог бы спросить, прочтя описание вышеприведенного пиршества:

– Интересно, переживи автор этих мемуаров ленинградскую блокаду и вздумай затем описать свою жизнь в её трагические дни, прибег бы он в своём повествовании к столь легковесному юморку?

Отвечу воображаемому блокаднику:

– Нет, не прибёг бы, естественно, ибо даже воспоминания о пережитом жестоком голоде начисто отбивают чувство юмора. При недоедании, пускай и хроническом, в душе человека для юмора ещё остаётся какое-то место.

Не могу не без чёрного юмора не заметить также: уж если кто в военные годы и не страдал от недоедания, так это… разного рода вши. Оно и понятно – мыло ведь тоже было в изрядном дефиците, да и банька далеко не везде к твоим услугам. Боролись с этими паразитами, как могли. И не без юмора при этом – вшей мы именовали «фрицами», и перед очередным походом против этих фашиствующих инсектов говаривали:

– Ну что, в атаку на фрицев?

Атак было много, но пока шла война тварей этих ощутимо меньше не становилось.