Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита

Из новосибирского госпиталя в Москву направлялся в нейрохирургическую клинику тяжело больной подполковник Сусликов – у него был рак мозга. Кроме его диагноза про этого военного было также известно, что в Москве у него были жена и сын, им брошенные, а в Новосибирске оставалась его новая молодая жена, его бросившая в свою очередь, предварительно хорошо обобравши своего смертельно больного мужа. Сусликова кто-то должен был сопровождать из медицинского персонала. Эту роль взяла на себя мама. Но как быть со мною?! Не может же сопровождающая брать с собою в дорогу собственного сына. Такое не предусмотрено никакими инструкциями. Как же быть?! А вот так: меня решили провезти… нелегально. Это означало: при каждой проверке я должен был немедленно забираться на третью полку вагонного отсека, где мы располагались, чем-то укрыться там и затаиться. Если же меня обнаружит, я должен сказать, что прихожусь сыном подполковнику Сусликову. Помнится, за время следования поезда до Москвы я только один раз прятался на третьей полке. Всё, к счастью, обошлось.

Подполковник очень хотел следовать к месту назначения в «мягком вагоне», но свободных мест в «мягком» не нашлось, пришлось удовольствоваться плацкартным. Дорога до столицы заняла всего пять дней. По тем временам это был не срок, особенно, если вспомнить, как в 1942 году мы с мамой тащились целый месяц из Башкирии до Новосибирска. Нашими попутчиками на этот раз были в основном офицеры, направлявшиеся в действующую армию. Время в дороге они проводили за игрою в карты – резались в козла. Из офицеров мне запомнился молодой и симпатичный старший лейтенант, хотя на его погонах были только по две маленьких лейтенантских звёздочки. Наш попутчик это несоответствие количества звёздочек на погонах его воинскому званию объяснял следующим образом. Одна звёздочка сломалась, а запасных под рукою не нашлось. Пришлось удалить с другого погона третью звёздочку. Иначе никак – нельзя же иметь на одном погоне три знака отличия, а на другом только два. Более того, старлей, по его словам, был уже произведён в капитаны, да вот опять эти чёртовы звёздочки. У молодого офицера в Москве была невеста, и он вёз ей подарок – женскую сумочку. Он несколько раз спрашивал мнение мамы об этом предмете. Сумка, по её мнению, была ужасно безвкусной, но, не желая огорчить молодого военного, моя родительница каким – то образом уходила от чистосердечного ответа на вопросы «капитан – лейтенанта». Остаётся добавить, молодой офицер был всю дорогу не очень весел, хорошо понимая, что с войны может не вернуться.

Подполковник Сусликов также оптимизмом не отличался по понятным причинам. Он тоже вёз в Москву подарок – оставленной им когда-то жене. Тут также всё понятно – ведь кто-то же должен приютить его на первое время, а после навещать в больнице. Этим подарком был патефон, который в свою очередь весьма скрашивал наше путешествие до столицы нашей родины. Его заводили по многу раз на день. Мне особенно хорошо запомнились два музыкальных произведения. Одно из них было очень популярной в то время мелодией из кинофильма Рене Клера «Под крышами Парижа». Другое именовалось «Вальсом цветов». Но это не был вальс Чайковского из «Щелкунчика». Первая мелодия была написана в мажоре, вторая – в миноре.

Но вот за окнами и Москва. Осенняя и вечерняя. До полной остановки состава ещё несколько минут, но пассажиры уже толпятся у выхода из вагона. Впрочем, я ещё не знаю, что мы почти приехали, и интересуюсь у какого-то пожилого пассажира относительно станции, на которую мы прибываем. Мне отвечают:

– Москва!

Итак, наш евразийский анабазис завершён. Мы дома. Почти.

Нас, естественно, никто не встречает – мама ведь никому не давала телеграммы о нашем прибытии, – а вот подполковника Сусликова встречают – сын, подросток лет четырнадцати. Он и увозит с собою родного отца, ранее бросившего его с матерью ради другой женщины. Как потом выяснила мама, подполковник был определён в военный госпиталь соответствующего медицинского профиля и вскоре умер. Даже как-то странно получилось. Война идёт, каждый день люди тысячами погибают на фронте, а тут военный человек умирает в глубоком уже тылу от совершенно «штатской» болезни. Вроде бы нелепица какая – то. Вроде бы. Вот только война, само собою, не выключает автоматически из человеческого бытия разного рода «гражданские» болезни – сердечно-сосудистые, онкологические и далее по списку.