Пассажир

Что ему оставалось? Старый добрый способ. Человеческое общение. Надо позвонить в специализированные учреждения Парижа и пригородов. Найти в каждом из них психиатра и спросить, помнит ли он о подобном случае — молодая женщина повесилась на мужском ремне, — имевшем место в течение последних десяти лет.

Чушь какая.

Особенно если учесть, что сегодня воскресенье. 9 часов утра.

Тем не менее он предпринял эту попытку. Составил примерный список психиатрических больниц и частных клиник, действующих в районе Иль-де-Франс, — в него вошло около сотни учреждений. Он решил ограничить поиск четырьмя расположенными в Париже государственными больницами. «Святая Анна», Тринадцатый округ; «Мезон-Бланш», Двадцатый округ; «Эскироль», Девяносто четвертый округ, и «Пере-Воклюз», Девяносто первый округ. К этому перечню он добавил специализированный медицинский центр имени Поля Гиро в Вильжюифе и Государственную психиатрическую больницу Виль-Эврар в Нейи-сюр-Марн.

Полчаса спустя у него от разговоров пересохло во рту, но результат оказался нулевым. Один-единственный раз ему удалось связаться с интерном, поступившим на работу всего пару лет назад. В остальных случаях ему отвечали секретари, сообщавшие, что никого из заведующих отделениями сегодня нет и не будет. Тупик.

Часы показывали десять утра. Из коридора доносился шум. Хриплые со сна голоса, смешки, стоны. Типичный шумовой фон психушки. Он опустил глаза и вдруг обнаружил, что все это время машинально черкал в блокноте. И нарисовал силуэт повешенной женщины. Стиль немного напоминал мультипликацию Александра Алексеева и его игольчатый экран. Он обрадовался — значит, он не все забыл.

Как вчера сказал Корто?

«Кое-что оказалось подлинным. Ты действительно художник…»

Талант рисовальщика и живописца оставался при нем, несмотря на смену личностей, — так же как воспоминание об Анне Марии Штрауб и знания в области психиатрии. Может быть, он был и психиатром, и художником одновременно?

У него родилась идея. А что, если попробовать провести своего рода перекрестный поиск? Составить два списка. Первый — выпускников медицинских факультетов парижских университетов, специализирующихся в психиатрии, получивших диплом в девяностых годах. Ему сейчас лет сорок, значит, он получал высшее образование лет двадцать назад. И второй — студентов художественных школ примерно за те же годы.

Если в обоих списках обнаружится одна и та же фамилия, значит, он найдет себя. Конечно, нельзя исключить вероятности того, что он был художником-самоучкой… И все же он принялся за работу. Благодаря Интернету быстро скачал списки бывших студентов-медиков и студентов школ изобразительного искусства, в том числе школы при Лувре. Всемирная паутина пестрела старыми фотографиями однокашников, ссылками на встречи выпускников, сентиментальными комментариями. Сеть явно способствует пробуждению в людях ностальгических чувств…

Он распечатал списки, для начала отобрав парижские университеты и художественные школы и сгруппировав выпускников — как психиатров, так и художников, — по годам. Все фамилии в них были перечислены в алфавитном порядке, что давало возможность провести сравнение, хотя он понимал, что эта работа займет у него не один час…

Ему хотелось пойти налить себе еще чашку кофе, но смех и жалобные стоны, разносившиеся по коридору, отбили у него желание покидать свою берлогу. Вооружившись ручкой, он принялся сличать списки, состоявшие из тысяч имен.

* * *

Возвращаться сюда в воскресенье оказалось для нее особенно мучительно.

В безмолвии выходного дня нечего было и рассчитывать на обстоятельства, способные смягчить шок от прямого столкновения. На дорогах — ни одной машины. В парке замка — ни одного садовника. Возле винодельни — ни одного работника. Единственной живой душой в этом безлюдном пространстве был ее отец, который в данный момент сидел и завтракал.

Ей не пришлось звонить у ворот. Они, как всегда, были распахнуты. Никаких камер наблюдения. Никакой тревожной сигнализации. Жак-Клод Шатле словно провоцировал случайных прохожих: «Не бойтесь! Заходите в гости к чудовищу!» На самом деле для непрошеных гостей была приготовлена ловушка, достойная бывшего палача. Возле самого дома их поджидала целая свора собак.

Анаис припарковалась во дворе, отметив про себя, что здесь ничего не изменилось. Пожалуй, дом стал выглядеть чуть более старым и серым, однако по-прежнему производил впечатление силы и мощи. Скорее укрепленный замок, нежели усадьба эпохи Возрождения. Фундамент его был возведен не то в XII, не то в XIII веке. Широкий фасад из песчаника в узких прорезях окон окаймляли две угловые башни под острыми кровлями. Кое-где по камню карабкались побеги дикого винограда, меж которыми просматривались покрытые зеленоватым мхом и серебристым лишайником стены.

Говорили, что в 1585 году Монтень пережидал в замке эпидемию чумы. Легенда не соответствовала истине, но отец Анаис всячески ее поддерживал. Наверное, тоже ощущал себя здесь вне досягаемости от любых эпидемий: слухов, суда и инквизиторского взгляда журналистов и политиков…