Пассажир

— Мне говорили, что они занимаются научными исследованиями. В том числе в области молекулярной химии. Разрабатывают разновидности сыворотки правды — в сотрудничестве с военными. Твой опыт в проведении пыток мог им пригодиться.

— Не знаю, где ты берешь информацию, но все это бредни. Комиксов ты начиталась, что ли?

— Значит, ты отрицаешь, что исследования химиков могут быть использованы военной разведкой?

Он чуть заметно улыбнулся этакой мудрой и одновременно циничной улыбочкой:

— Мы мечтаем о создании подобных препаратов. Даешь человеку таблеточку — и не нужны никакие пытки. Все происходит тихо и мирно, без всякого насилия и жестокости. Но не думаю, что кому-то удалось создать что-либо подобное.

— Хотя «Метис» этим занимается.

Он не ответил. Анаис не сдержалась.

— Как ты в твоем возрасте, — крикнула она, — позволяешь себе барахтаться в этом дерьме?!

Он потянулся, демонстрируя прекрасный джемпер от «Ральфа Лорена», и окатил ее взглядом своих пронзительно голубых, цвета Кюрасао, глаз:

— Подлинный христианин не умирает в своей постели.

— Понятно. И где же ты намерен умереть?

Он рассмеялся и с трудом поднялся из-за стола. Взял палку и, припадая на одну ногу, подошел к окну. В детстве Анаис всегда было больно смотреть на его прихрамывающую походку.

Он стоял и озирал раскинувшиеся внизу ряды лоз, освещенных холодным зимним солнцем.

— На своих виноградниках, — пробормотал он. — Я хотел бы умереть на своих виноградниках. От пули.

— И кто же выпустит в тебя эту пулю?

Он медленно повернулся и подмигнул ей:

— Откуда мне знать? Может быть, как раз ты.

* * *

Его сравнительный поиск ничего не дал. Только разболелись от напряжения глаза, свело кисть да в горле застрял тошнотный ком. В глубине левой глазницы снова пульсировала боль. В мозгу плясали имена. Он изучил все списки, но не нашел ни одного совпадения в фамилиях студентов-медиков и будущих художников. Полный провал.

Он скомкал последний лист и запульнул им в мусорную корзинку. На часах было почти полдень. Утро прошло впустую. Единственный позитивный момент — его никто не потревожил. Хотя из соседних комнат до него доносились типичные для психушки шумы: голоса, отчаянно кого-то в чем-то убеждавшие, плач, громкий шепот, смешки, шлепанье шагов, ведущих из ниоткуда в никуда…

За это утро он, по меньшей мере, успел осознать свое нынешнее положение. Он чудом избежал поимки, но вернулся к исходной точке. С одним немаловажным уточнением: из психиатра он превратился в пациента.

— А я тебя везде ищу.

В дверном проеме стоял Корто.

— Скоро обед. Идем посмотрим мастерские. Как раз управимся.

Он не задал ему ни единого вопроса насчет того, что он делал в компьютерном зале, и Нарцисс был ему за это благодарен. Из коридора они прошли через столовую — большую квадратную комнату, уставленную металлическими столами. Два санитара расставляли тарелки и раскладывали пластиковые приборы.

— А это ты.

Корто показал на групповую фотографию на стене. Нарцисс приблизился. Он узнал себя. На нем была блуза художника, похожая на те, что носили живописцы в конце XIX века. Выглядел он довольным и счастливым. Остальные тоже радостно улыбались, хотя проницательный взгляд без труда уловил бы в их улыбках нечто специфическое, характерное для душевнобольных.

— Мы сделали этот снимок в честь дня рождения Карла, восемнадцатого мая.

— Кто такой Карл?

Психиатр ткнул пальцем в веселого толстяка, сидевшего рядом с Нарциссом. На нем был кожаный фартук, а в высоко поднятой руке — кисть, измазанная в черной краске. Ни дать ни взять — средневековый кузнец.

— Пойдем. Я вас познакомлю.

Они прошли еще одним коридором, который вывел их к пожарному выходу. За ним начиналась лестница, спускавшаяся ко второму, ниже расположенному зданию. Светило солнце, и окружающая природа предстала перед ними во всем своем ледяном, безжалостном, беспощадном великолепии. Горные пики и шпили, красных оттенков валуны, наводившие на мысли о священных камнях, о тотемах, выступавших на равных с богами, которых воплощали. В глубине долины вставали черные леса, поражавшие своей дикой, надменной красой. Земля питала здесь лишь те виды, которые мирились с высотой, холодом и пустотой. А остальные пусть подыхают.

Внутри здания они не стали задерживаться на втором этаже, где располагались комнаты постояльцев, а сразу спустились на первый. Корто постучал в косяк первого же дверного проема — пустой, так как сама дверь отсутствовала, — и услышал в ответ:

— Hereinkommen![26]

Нарцисс на миг замер на пороге. Стены, пол и даже потолок мастерской были выкрашены в черный цвет. На черных стенах висели картины — сплошные «черные квадраты». В центре комнаты стоял великан с фотографии. В натуральную величину он был под два метра ростом и весил не меньше ста пятидесяти килограммов. На нем был блестящий, словно натертый воском, кожаный фартук.

— Привет, Карл. Как дела?

Мужчина со смехом поклонился. Его лицо закрывала маска-респиратор. В комнате и в самом деле было нечем дышать из-за химических испарений.

Корто повернулся к Нарциссу: