Пассажир из Франкфурта

— Полагаю, ты не мог ее читать в детстве. Но в мое время девочки-подростки были просто без ума от этой книги — первой прочитанной книги о любви. Мы были без ума не от поп-музыки и не от «Битлз», а от романтической любви, описанной в этой книге. Во времена моей юности нам не разрешали читать романы, во всяком случае утром, разве что только после обеда.

— Что за странные правила, — заметил сэр Стэффорд. — Почему читать романы можно не утром, а только вечером?

— Видишь ли, утром девочкам полагалось заниматься чем-то полезным: поливать цветы или чистить серебряные рамки для фотографий, выполнять возложенные на нас обязанности, заниматься с гувернанткой и так далее. А после обеда нам разрешалось почитать, и «Узник Зенды» обычно оказывался первым попавшим в наши руки романом.

— Наверное, очень хорошая, респектабельная книга, не правда ли? Кажется, я что-то припоминаю… Может быть, я ее и читал. Я полагаю, там все очень невинно и наверняка не слишком много секса?

— Конечно нет. Ни о каком сексе не могло быть и речи. Мы читали героические романы. «Узник Зенды» — изумительная, романтичная повесть. Все девочки поголовно были влюблены в главного героя, Рудольфа Рассендилла.

— Кажется, это имя мне тоже знакомо. Немного напыщенное, правда?

— Лично мне оно до сих пор кажется очень романтичным. Мне было тогда лет двенадцать. Я вспомнила об этом, пока ты ходил взглянуть на тот портрет. Принцесса Флавия, — добавила она.

Стэффорд Най улыбнулся.

— Вы помолодели, порозовели и выглядите очень сентиментальной, — сказал он.

— Именно так я себя и чувствую. Нынешним девушкам такие чувства неведомы. Они впадают в экстаз от влюбленности и падают в обморок, когда кто-нибудь бренчит на гитаре или распевает во все горло, но они совершенно несентиментальны. Но я влюбилась не в Рудольфа Рассендилла, а в его двойника.

— У него был двойник?

— Был. Король Руритании.

— Ах да, ну конечно же, теперь мне понятно, откуда пошло слово «Руритания», которое я то и дело слышу. Да, по-моему, я точно это читал. Рудольф Рассендилл, приближенный короля Руритании, влюбился в принцессу Флавию, с которой король был официально обручен.

Леди Матильда несколько раз тягостно вздохнула:

— Да. Рудольф Рассендилл унаследовал рыжие волосы от своей прабабки, и в одном из эпизодов книги он кланяется ее портрету и говорит о… имени я уже не помню… о графине Амелии, или что-то в этом роде, от которой он унаследовал свою внешность и все остальное. Поэтому, глядя на тебя, я вспомнила Рудольфа Рассендилла, а ты пошел посмотреть на портрет дамы, которая могла быть твоей прабабкой, и проверить, не напоминает ли она тебе кого-то. Значит, у тебя роман, не так ли?

— Ради бога, почему вы так решили?

— Знаешь, жизнь при всей своей сложности не так уж непредсказуема. Существует набор признаков, по которым можно определить состояние души человека в тот или иной момент. Это как книга по вязанию: в ней примерно шестьдесят пять различных узоров. И все кажутся сложными. Но стоит повнимательнее присмотреться к любому из них, и тебе все станет ясно. Твой сегодняшний узор, я бы сказала, — это романтическое приключение. — Она вздохнула. — Боюсь, однако, что ты ничего мне об этом не расскажешь.

— Мне нечего рассказывать, возразил сэр Стэффорд.

— Ты всегда был отъявленным лжецом. Ну что ж, не беда. Привези ее ко мне как-нибудь. Это единственное, чего я хочу, прежде чем врачам удастся меня уморить очередным антибиотиком, который они только что изобрели. Ты не поверишь, сколько разноцветных пилюль я теперь глотаю!

— Я не понимаю, почему вы говорите «она» и «ее».

— Разве? Я узнаю ее с первого взгляда. В твоей жизни есть какая-то женщина. Чего я не могу понять — так это где ты ее нашел. В Малайзии, за столом заседаний?

Дочка посла или министра? Хорошенькая секретарша из посольства? Нет, это все не подходит. На пароходе по дороге домой? Нет, пароходы нынче не в чести. Наверное, в самолете.

— Так уже горячее, — не удержался сэр Стэффорд Най.

— Ага! Стюардесса?

Он покачал головой.

— Ну ладно, храни свою тайну. Но имей в виду, я все выясню. Когда дело касается тебя, я всегда все чувствую.

У меня вообще нюх на такие вещи. Конечно, я теперь отошла от жизни, но время от времени встречаюсь со старыми друзьями, и, ты знаешь, от них легко получить намек-другой. Люди обеспокоены, причем повсюду.

— Вы имеете в виду обычное недовольство?

— Нет, вовсе нет. Я имею в виду беспокойство высокопоставленных лиц, беспокойство нашего ужасного правительства, беспокойство старого, милого, сонного министерства иностранных дел. Происходит что-то такое, чего не должно быть. Тревога и напряженность.

— Студенческие волнения?