Пассажир «Полярной лилии»

Альфред пальцем нащупал шрам на волосатой груди.

— А я был простым матросом, и меня наградили вот этим… А второй, на руке — совсем другая история… Вы, наверное, служили в штабе?

— Я служил в вашей стране, в таком месте, где рвется достаточно шрапнелей, чтобы в один день заработать сразу три осколка…

Они замолчали. Лотта входила и выходила в слишком большом для нее халате, подвязанном на бедрах. Она налила кофе Мужену и себе, но не ела и продолжала все так же стоять.

— Позволите? — спросил майор, доставая из кармана сигару.

Альфред ел, пил, не собираясь помогать гостю начать разговор. Лотта чувствовала себя более неловко и для приличия наводила в комнате порядок.

— Вы ненавидите меня, мсье Мужен, — мягко произнес наконец англичанин.

— А вы заметили? — наигранно удивился Альфред.

— Вы все для этого сделали, правда?

— Возможно. Я не обратил внимания. Наверное, это сильнее меня.

Он откровенно утрировал просторечный акцент, вульгарность позы. Он закончил завтрак: локти положил на стол и ковырял в зубах вилкой.

— Есть породы собак, — заявил он, — которые не выносят друг друга.

Затем он замолчал и исподлобья посмотрел на майора.

— Я расскажу вам одну историю, чтобы вы поняли. Это случилось давно, мне тогда было восемнадцать… Вот вы, наверное, в восемнадцать лет учились в колледже или в университете? А я болтался в барах в районе Порт Сен-Дени и Порт Сен-Мартен. Я был самой что ни на есть шпаной, как говорят у вас, но строил из себя прожженного малого. Это был мой идеал — и я лихо сдвигал набекрень фуражку. Не знаю, чем занималась ваша мать, майор. Моя — продавала газеты на улице Гренель… Так вот, я подхожу к своей истории… Как-то раз, когда я сидел с дружками возле стойки, в бистро зашел мужчина и начал меня рассматривать. Господин в вашем духе… С этого дня я научился за версту узнавать вашу породу… Через некоторое время он подозвал официанта и что-то сказал ему шепотом… Тот подошел ко мне…

— Послушай, Фред, этот господин хочет поговорить с тобой.

Мне — все нипочем, и я пошел узнать, что ему надо.

— Говорят, «мусье» хочет со мной побеседовать?

Он как ни в чем не бывало сделал мне знак садиться.

— Хотите заработать тысячу франков за полчаса?

Я, естественно, не возражал, и мы взяли такси. По дороге он меня ввел в курс дела. Такси остановилось на углу Елисейских полей и авеню Георга пятого… Там есть кафе «Фуке», где бывают люди вашего круга, а не такие, как я… Он сел на террасе. Помню, у него была трость с золотым набалдашником. Следуя его инструкции, я вошел в нужный дом, как раз напротив. Лифтер подозрительно на меня покосился. На пятом этаже лакей хотел спустить меня с лестницы.

— У меня поручение к мсье Жаковичу, — сказал я. — Личное… Передайте ему насчет мсье Жозефа… И я показал письмо, которое мне дали. Лакей исчез. Повсюду ковры, дорогая мебель. Я долго ждал, потом меня отвели в большой кабинет, окнами на улицу, и при моем появлении маленький лысый человек отослал машинистку. Я дал ему письмо. Он покрутил его в руках, не решаясь распечатать, покраснел, побледнел, стал кашлять и внимательно посмотрел на меня.

— Где человек, который дал вам это письмо?

— Это вас не касается…

— Тысяча франков, если скажете…

— Продолжать нет смысла…

(Видите, в то время я был еще порядочным.)

— А если я позвоню в полицию?

— Мне уже давно хочется взглянуть на стену Сантэ[24] с другой стороны.

Наконец он открыл сейф в стене и достал оттуда банкноты, которые с сожалением пересчитал. Я не успел пересчитать их вместе с ним, но по толщине конверта заключил, что их было там не меньше сотни.

Я вышел. Мой господин ждал меня на террасе кафе, через улицу… Я мог бы спуститься в метро, находившееся в нескольких метрах… Но, как честный человек, я перешел улицу и, как было условлено, положил конверт на столик, а он дал мне купюру в тысячу франков.

Не успел я пройти и пятисот метров, как двое полицейских в штатском ставят мне подножку и одевают наручники.

Вот и все, майор… Этого господина я больше не видел. Его не тронули… Он побоялся сам пойти к этому Жаковичу, чтобы шантажировать его, и послал меня… Я и заработал шесть месяцев отсидки. Это был господин в вашем духе… Поэтому теперь я издалека чую вашу породу…

Он закончил завтрак. Зажег сигарету, встал, взял в шкафу бутылку перно.

— Может, все же выпьете рюмочку? Думаю, вы пришли не за тем, чтобы предлагать мне купюру в тысячу франков?

Он расхаживал по комнате, довольный собой. Изредка подмигивал Лотте.

— Не люблю людей, которые посылают других драться вместо себя, майор. Поэтому я на дух не переношу генералов и адмиралов… А ведь вы в своем роде тоже адмирал… Скажем, адмирал в отставке… У нас такие имеются, как только уйдут со службы, начинают заниматься бизнесом… Их ставят президентами административных советов, потому что их звание хорошо смотрится на деловых бумагах и проспектах… Вы, правда, не хотите выпить?

Оуэн ответил напрямик:

— Я не люблю перно.

Он улыбался, потому что был совершенно хладнокровен.

— Лотта! Сбегай в «Моану» за бутылкой виски…