Пассажир «Полярной лилии»

— Разрешите не открывать вам эту карту… Я уже говорил в начале, мы — разной породы. Я — из тех, кто идет на любой риск… За тысячу франков, которые у меня отобрали, я получил шесть месяцев тюрьмы. Раньше я рисковал покрупнее, даже головой, за суммы немногим больше… А вы мне предлагаете отказаться от миллионов фунтов стерлингов Джо Хилла… Поговорим серьезно, майор!.. Подумайте… Будьте благоразумны… Не стоит упрямиться… Я советую вам по-дружески…

— Похоже, вы уже считаете деньги Марешаля своими.

И вдруг Мужен зло посмотрел на него. До сих пор он хорохорился. Теперь же в его взгляде не было ни тени издевки или фанфаронства.

— Ну и что дальше? — отрубил он.

Оуэн испугался, по-настоящему испугался, не за себя, за Марешаля, которого никогда раньше не видел и который еще ни о чем не подозревал. Лотта тоже вздрогнула и боязливо посмотрела на спутника.

— Поверьте мне, майор… Лучше побыстрее выходите из игры… Это не для вас… Выпейте стаканчик, вам ведь нужно для бодрости накачиваться виски утром и вечером, и проваливайте… Дай мне чистую рубашку, Лотта.

Он вошел в комнату, не закрыв дверь. Оуэн продолжал сидеть и, несмотря на последние фразы, произнесенные весьма пренебрежительно, он налил себе еще виски. Затем раздавил ногой сигару и спокойно зажег новую.

Альфред надел белую рубашку, взял со стула брюки. Лотта что-то шепотом говорила ему, а он пожимал плечами.

Оуэн разобрал:

— Да не бойся ты его, черт возьми.

Наконец майор поднялся, и так как в комнате никого не было, ему пришлось подойти к двери, чтобы попрощаться.

— До свидания, мадемуазель… До свидания, мсье Мужен…

— Мне нечего добавить, майор…

— Мне — тем более.

Он вышел на свежий воздух, в тепло, где солнечные лучи пробивались сквозь листья пальм и гудели мухи. Сиденья машины обжигали.

Он не замечал, куда ехал, машинально свернул направо, оказался на главной улице и остановился перед «Английским баром».

Время аперитива уже прошло. Мак-Лин обедал за стойкой, поставив тарелку на колени.

— Виски, сэр?

Бывший жокей не задавал ему вопросов, но смотрел внимательно.

— Ничего нового, Мак?

— Ничего особенного, сэр… Эти господа много говорят о деньгах, которые вы выиграли этой ночью… Уже образовалось два лагеря: те, кто за вас, и те, кто против…

— Доктор?

— Доктор по-прежнему, сердится на то, что вы ходили в «Яхт-клуб». Он молчит, вас не защищает… Мне кажется, вам лучше ничего не предпринимать.

Он снова начал есть, искоса поглядывая на майора.

— Я слышал о другом, но это не точно…

— Я слушаю…

— Говорят, что Мужен куда-то уезжает…

— Корабль будет только через три недели.

— Он ищет способ… Не сам, через Оскара… Там в порту есть шхуна, принадлежащая одному торговцу, он каждый год объезжает на ней острова… Я-то считал, что на этой шхуне далеко не уплывешь… Но, наверное, можно, раз хозяин «Моаны» предложил нанять ее на несколько недель… Называют очень высокую цену…

Мак-Лин с явной неохотой теперь вмешивался в подобные истории, они начинали его пугать.

— Не знаю, что за этим стоит, сэр… Полагаю, что вы разберетесь…

Оуэн пока не разобрался, но помнил тяжелый взгляд Альфреда, внезапно обращенный на него, когда он произносил по слогам: «Существуют и другие возможности, по крайней мере, еще одна, о которой вы не подумали…»

— Скажи-ка мне, Мак… Из Папеэте можно проследить движение «Астролябии»?

— Почти день за днем, сэр… Сначала она движется по точному маршруту, объезжая острова архипелага… К тому же радиостанция Папеэте связана с небольшими станциями на разных островах…

— Спасибо, Мак…

— Что-то не в порядке, сэр?

Не слушая, он осушил стакан, вздохнул, раздумывая, выпить ли еще, и вышел, пожав плечами. Если бы Оуэн был беговой лошадью, Мак бы на него не поставил.

VIII

«Нет, мсье Альфред… Я прекрасно понимаю, что на первый взгляд как будто правы вы… Но положа руку на сердце, я должен вам сказать…»

Он был один у себя в комнате. Лежал на кровати, а вокруг в лучах солнца плавала теплая пыль. Наступил час полуденного отдыха. Лицо майора сегодня выглядело более красным, чем обычно. Когда он пришел на обед, мадам Руа внимательно оглядела его и тут же заметила, что он почти ничего не ест.

Да, вот скажем, мадам Руа… Действительно ли она изменила свое отношение к нему или Оуэну это просто показалось?

Большинство старых клиентов, друзья называли ее: «Добрейшая мадам Руа…»

Майор не строил иллюзий на ее счет. На своем веку он повидал немало женщин ее возраста, таких же пухленьких и улыбчивых, тоже содержащих гостиницы, чьи мужья также заправляли на кухне, но он прекрасно знал, что если с хорошими клиентами такие женщины были сама любезность, то едва их деньгам что-то угрожало, в их голосе тотчас же появлялись металлические нотки…

Она пристально посмотрела на Оуэна. Сказала ему:

— Вы должны следить за собой.

Теперь ему показалось, что ее тон не соответствовал совету, точнее, что в ее голосе в любую минуту могут зазвучать эти самые металлические нотки…

В общем, она выжидала, боясь проявить излишнюю любезность, но и не осмеливаясь принять сторону недоброжелателей.

«Нет, мадам Руа…»