Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

К стремительно распространяющемуся в профессиональной среде “пессимизму и унынию” [9] примешивалась личная тревога: вдова Королева говорит, что Гагарин был в феврале как “воспламеняющаяся спичка” и упомянул, что “надвигается скандал, но мне очень нужно отлетать 20 часов…” [18]. Похоже, окончание Академии им. Жуковского должно было принести ему еще и очередную должность и звание: начальника Центра подготовки космонавтов и генерала соответственно. Он уже прошел собеседование в ЦК – и, не обнаружив никаких изменений в своем статусе к уместной дате 23 февраля, положился на 12 апреля – “к седьмой годовщине полета. Еще торжественнее получится!” [19]. Валентин Гагарин полагает, что катастрофа планировалась злоумышленниками как раз потому, что “слишком много славы выпало на долю одного человека”; а теперь и должностей. “Хоронили его полковником, но фактически генеральская шинель у него висела на стуле. Весь генералитет считал его выскочкой, хотя, я думаю, просто завидовали ему” [20].

Задним числом возникает ощущение, что воздух в период между защитой диплома и крушением самолета был, что называется, наполнен электричеством. Анна Тимофеевна, вспоминая последний разговор с сыном, сообщает, что тот что-то скрывал – “чтобы не травмировать ее, сжигал это невысказанное в себе, и это при том, что сам отличался высокой эмоциональностью и большой впечатлительностью. Пытаясь объяснить свое состояние, Юра часто повторял: – Все так сложно, так сложно… Я боюсь, мама, я боюсь. Она решила, что его преследуют, хотят убить, сжить со света” [4]. Водитель служебной “Волги” Гагарина в конце 1980-х огорошил журналистов историями о том, как “незадолго до” трагического события в его автомобиле “трижды подряд лопался вдруг трубопровод, ведущий к бензонасосу. Дважды поломку замечали вовремя. В третий раз машина все-таки загорелась, но и тогда обошлось: Гагарин только вернулся в Звездный городок весь в саже. Пришел к Демчуку с шуткой: «Смотри, пехота, обгорел слегка…»” [21].

Зловещие предзнаменования или меланхолия, козни недоброжелателей или карьерный кризис, вместе или по отдельности, – все это только разожгло желание Гагарина снова стать полноценным летчиком.

27 марта Гагарин должен был приступить к самостоятельным вылетам – а прямо перед этим сдать зачет по пилотированию с инструктором. Начальство осознавало неустранимый риск такого рода деятельности – и очень тщательно подбирало Гагарину летчика в пару. Так, Каманин даже отверг предложение генерала Кузнецова проверить подготовленность Гагарина лично – поскольку тот давно утратил соответствующие навыки [9].

Одна свидетельница подтверждает, что 26 марта Гагарин вернулся домой в десять вечера, в хорошем настроении [4]; другая – что в районе часа ночи ужинал в ее столовой с несколькими товарищами [23].

Рано утром он приехал на аэродром Чкаловский в Щелкове.

Владимир Серегин, выбранный на роль инструктора Гагарина, был командиром полка с безупречной репутацией. Им предстоял “полет в зону” [6], где обычно выполняются фигуры сложного и высшего пилотажа: “по так называемой «коробочке», то есть взлет, набор высоты, облет аэродрома, заход на посадку и посадка” [6]. От Гагарина требовалось выполнить “простой пилотаж в зоне над районом города Киржач. Высота полета в зоне 4000 метров. Погода хорошая, двухслойная облачность: первый слой на высоте 700—1200 метров, второй – на высоте 4800 метров. Видимость под облаками и между слоями более 10 километров” [9]. Именно между слоями им и предстояло летать, избегая неожиданных попаданий в облачность – потому что если угодить туда “в нижней части фигуры в режиме пикирования, то перейти сразу же на пилотирование по приборам очень трудно, практически невозможно” [6].

Странным образом, гагаринский самолет пропал уже после того, как летчик успешно выполнил все задания и “запросил разрешение КП развернуться на курс 320 градусов для следования на аэродром. На этом в 10 часов 30 минут 10 секунд связь с самолетом прервалась. На все вызовы КП экипаж самолета не отвечал, но проводка самолета локаторами продолжалась до 10 часов 43 минут. Наблюдение за самолетом прекратилось на удалении 30 километров от аэродрома по курсу 75 градусов” [9].