Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

В общем, сколько можно понять, основной практикой начинающих литейщиков был отлив первичных металлических болванок, которые затем другие рабочие – токари, фрезеровщики – обтачивали на станках таким образом, что из них получались детали машин нужной формы. Модели для литья изготавливались вручную, вручную же – при помощи тяжелой трамбовки – уплотнялась формовочная земля; хилым и неуклюжим на такой работе делать нечего; ну и расти есть куда: набравшись опыта, можно было отливать готовые детали – шкивы, сложные шестерни, лопасти для лодок, а затем и… Теоретически Гагарин смог бы сам отлить памятник первому космонавту, украшающий площадку перед лицеем № 10.

До этого, впрочем, не дошло, однако на втором году обучения группа Гагарина и Чугунова проходила практику на некоем заводе (адрес которого, к сожалению, не удержался в памяти Тимофея Андреевича: где-то в Подмосковье). В маленьком литейном цеху молодые люди должны были произвести в высшей степени ответственное “архитектурное литье для украшения новых зданий Московского государственного университета”: решетки ограды и некие “ажурные колпаки”. “Формовочных машин здесь не было. Все работы выполнялись вручную”. Ездить сюда пришлось несколько недель подряд. В какой-то момент, вспоминает Чугунов, “в цех зашли представители от заказчика литья. <…> Один из представителей университета пригласил нашу группу на экскурсию в их городок. Юра Гагарин сразу засиял своей доброй улыбкой и произнес довольно громко: «На экскурсии я люблю ездить, но лучше бы поучиться в этом университете. Жаль, что только в этом году заканчиваю семилетку, но уже поставил задачу получить среднее образование, а потом и высшее»” [4]. (Очень гагаринская, кстати, отлично сочетающаяся с его доброжелательной улыбкой, развернутая, демонстрирующая расположение к собеседнику, двухчленная речевая конструкция: “хорошо, что А, но есть еще лучше Б”; в дальнейшем он очень часто будет пользоваться ею на своих пресс-конференциях.)

Не бог весть какая занимательная история про этот заводик; однако в том факте, что Гагарин самолично выплавлял решетку для МГУ, можно при желании услышать символические обертоны: будущий космонавт и популяризатор идеи строительства Берлинской стены уже тогда делает решетки – декоративные, что характерно – для своего государства.

Глава 4. Каретка

МГУ, обнесенный гагаринскими решетками, стал ощутимо величественнее, чем раньше, однако никому так и не пришло в голову отблагодарить семнадцатилетнего литейщика, предоставив ему возможность пройти курс обучения на каком-либо из факультетов. Жаль: стрелки часов неумолимо приближались к двенадцати, а никаких идей о том, как именно должна выглядеть его дальнейшая карьера, у Гагарина не было. Теоретически можно было сразу включить заднюю передачу и приступить к работе на каком-либо гжатском предприятии, однако насмотревшийся на Москву Гагарин счел такой сценарий малоперспективным.

Физрук, обративший внимание на его акробатические способности, посоветовал ему поступить в институт, где готовят преподавателей физкультуры. Л. Обухова утверждает, что Гагарин хотел попасть в физкультурный вуз города Риги (любопытно, что если бы он зашел в дверь, любезно приоткрытую для него биографом, то учился бы там более-менее одновременно с великим баскетбольным тренером Евгением Гомельским – многообещающее совпадение, учитывая гагаринскую одержимость баскетболом). Мать, Анна Тимофеевна, настаивает: то был Ленинград. Т. Чугунов уверен, что Гагарин поехал поступать в Мытищи, где якобы – смелое, но маловероятное предположение – находился филиал Ленинградского техникума физической культуры.

Скорее всего, Гагарин, будучи юношей практичным и сметливым, просто сел в Люберцах на пригородный поезд и проехал несколько станций до Малаховки – где находился Московский областной техникум физической культуры.

Отчаянное сопротивление идее посвятить жизнь фитнесу неожиданно оказал отец – Алексей Иванович. Узнав из письма о намерениях сына, он “помрачнел” и задал довольно резонный вопрос: “Что же это за работа – бегать?” – после чего потребовал от жены: “Ты ему напиши, Нюра, что мужчине такое не к лицу”. Та было заступилась за сына, но “муж уперся: «Напиши, Нюра. Если он в моем совете нуждается, слова моего ждет, так вот оно: я не согласен! Пусть бегает или там во что хочет играет, если останется свободное время от нужных дел»” [26].

Под “нужными делами” явно подразумевалась высокооплачиваемая должность квалифицированного рабочего – и что тут было возразить?

Закоперщиками поездки в Саратов выступили Чугунов и Петушков – во всяком случае, они приписывают себе эту заслугу. Почему именно Саратов, а не та же Москва; где Люберцы, а где Саратов? Дело в том, что еще в 1949 году Гагарин умудрился выбрать специальность, позволяющую прибиться к “нужным делам”, – но крайне неудачную в плане возможности повысить свою профессиональную квалификацию.