Пассажир с детьми. Юрий Гагарин до и после 27 марта 1968 года

Жизнь в закрытом коллективе, где “ничего особенного никогда не происходит”, тем временем продолжается. Шутки для внутреннего пользования. Много рыбы. Много ягод. Много марксизма-ленинизма. У нас нет данных, что Гагарин жаловался кому-то на жизнь, но, конечно, он чувствовал себя лишенным много чего – света, тепла, родителей, “культуры”, личного пространства. По старшим коллегам было понятно, как он сам будет выглядеть через десять и двадцать лет соответственно; перспектива слишком очевидна: есть определенный потолок, выше которого не прыгнешь. Асом, лучшим летчиком полка он вряд ли станет – а просто тянуть офицерскую лямку, медленно и наверняка? И пусть даже, с его коммуникабельностью и склонностью поюморить, он чувствовал себя в этом коллективе замечательно – но характер у него был более моторный, чем у окружающих (“мяч-попрыгун” [19]); и он не просто “интересовался космосом”.

У Гагарина, несомненно, было “чутье форварда” – он понимал, что наступил важный момент, страна владеет космической инициативой и готовится к решающему прорыву. Почему бы не предположить, что в какой-то момент перспектива провести жизнь полярным летчиком перестает увлекать Гагарина; как и в случае с литейным делом, он осознает, что если есть шанс пересесть в поезд, идущий в другом направлении, то стоит попробовать. Он начинает писать рапорты: возьмите в летчики-испытатели, возьмите для исследований космоса, возьмите в гражданскую авиацию.

Сразу скажем, что самое пикантное из того, что удалось обнаружить, – это рассказ бывшего приятеля Гагарина по Саратовскому аэроклубу В. А. Калашникова о том, как уже в 1960-м летом он встретил в Саратове Гагарина, оба были в отпуске, и тот рассказал, что, оказавшись на Севере, в какой-то момент хотел уйти работать в “Аэрофлот”: “Ему в Ленинграде предложили переучиваться на Ту-104 вторым пилотом. Собирался уже, говорит, вернувшись из отпуска, написать рапорт на демобилизацию. Но тут по возвращении…” [6].

К счастью для Гагарина – хотя сам он и не знал об этом – кое-кто уже шел ему навстречу с другой стороны радуги.

“В начале 1959 года у Келдыша состоялось совещание, на котором вопрос о полете человека в космос обсуждался уже вполне конкретно, вплоть до того, «а кому лететь?».

– Для такого дела, – сказал Королев, – лучше всего подготовлены летчики. И в первую очередь летчики реактивной истребительной авиации. Летчик-истребитель – это и есть требуемый универсал. Он летает в стратосфере на одноместном скоростном самолете. Он и пилот, и штурман, и связист, и бортинженер…

Большинство поддержало Сергея Павловича. Было решено поручить отбор кандидатов в космонавты авиационным врачам и врачебно-летным комиссиям, которые контролируют здоровье летчиков в частях ВВС” [3].

И вот осенью 1959-го – “летчики были уже тепло одеты, в теплых куртках, шлемофонах” – в Луостари приехала группа врачей; молодых летчиков стали дергать на собеседования. Учитывались не только состояние здоровья и росто-весовые показатели (у чересчур крупных особей шансов не было), но и уровень профподготовки, морально-политические качества и психологические особенности – коммуникабельность, вредные привычки и т. п. [5]. “В конце беседы задавали в основном три вопроса. Первый – «Желаете ли Вы летать на более современных типах самолетов, на новой технике?» Как правило, на этот вопрос все летчики давали положительный ответ. Второй – «Хотели бы Вы летать на новых типах самолетов и работать летчиком-испытателем?» Большинство летчиков давали свое согласие и интересовались, когда это будет. А когда задавали третий вопрос – «Хотели бы Вы полететь на ракетах вокруг Земли?» – то по мимике лица, по взгляду сразу можно было определить, желает ли этот человек полететь или нет” [4]. “Примерно трое из десяти отказывались сразу. Отнюдь не от страха. Просто им нравились их служба, коллектив, друзья, ясны были перспективы профессионального и служебного роста, налажен семейный быт, и ломать все это из-за дела туманного, неизвестно что обещающего, они не хотели” [3].

В итоге в Луостари выбрали троих, в том числе Гагарина и Георгия Шонина, которому тоже удалось стать космонавтом.

Куда именно их отбирали, никто так и не понял; но когда они вернулись в полк из Москвы – в ожидании дальнейших распоряжений, то пришла бумага “с приказом дать им максимальный налет” [20].

Глава 7. Мавритания

О серьезности намерений командования отобранные в первый отряд летчики могли судить по двум признакам: во-первых, их начальником стал генерал Каманин, очень значительная фигура из советского героического пантеона; во-вторых, в начале марта 1960 года их, простых лейтенантов, повели знакомиться к маршалу ВВС Вершинину. Затевалось что-то ОЧЕНЬ КРУПНОЕ – и настолько секретное, что лучше всего было просто прикусить язык и не задавать лишних вопросов: в космос так в космос, по ходу тренировок всё объяснят.