Пассажирка

Слишком много совпадений. Она вытащила письмо, перечитала первую подсказку, которую они пропустили, поскольку уже были в Нью-Йорке: «Поднимитесь и войдите в логово, где тьма отдаст вам ваши полосы».

Должно быть, имелся в виду монастырь Такцанг-Лакханг в Бутане, который называли «Логовом тигрицы» или «Гнездом тигрицы», где ее мать, уединившись в одной из пещер, якобы размышляла о своем будущем. Что теперь казалось, мягко говоря, маловероятным.

Мама давно рассказала ей, как расшифровать письмо. Рассказала тысячу раз, под видом историй о своей жизни и приключениях – даже нарисовала сцены, развесив их на стене гостиной в правильном порядке, из-за чего теперь Этта чувствовала себя идиоткой, не сообразившей сразу. Каждая подсказка была тщательно замаскирована, чтобы скрыть реальность ее жизни как путешественницы, но все они прятались на видном месте. Теперь Этта была уверена, что картина с Британским музеем предназначалась не для того, чтобы привести ее в музей, а ради изображения Элис. И – Этта была готова поспорить – перепроверь она, и обнаружила бы, что якобы первая квартира матери в городе, та, которую она нарисовала, чтобы показать сияние огней Восточного Мидтауна через одно из окон, находилась на месте таверны «Горлица».

Ты слушаешь, Этта?

Этта, ты обратила внимание?

Давай, я расскажу тебе историю…

Роуз посадила семена и поливала их снова и снова, год за годом рассказывая одни и те же истории. Она дала Этте все, чтобы та нашла астролябию, ей оставалось лишь увидеть связь.

Этта никогда не бывала в «Гнезде тигрицы», да и вообще в Бутане, но благодаря побывавшей здесь матери кое-что знала.

Они с Николасом шли бок о бок, она – уткнувшись в землю, он – на тропу перед ними и на темные камни и статуи, поднимающиеся из листвы, словно вешки, обозначающие дорогу. Из наполовину правдивых историй матери Этта знала, что в ее время оба города – Ангкор-Ват и Ангкор-Тхом, в котором они сейчас находились, – в основном расчистили от захвативших их джунглей, чтобы туристы могли осматривать храмы и прочие сооружения. Но в каком бы году и эре они ни оказались, было ясно, что Кхмерская империя их уже оставила, а Западная цивилизация еще не нашла.

– Придется плыть, – после почти часового молчания сообщил Николас. Они набрели на то, что Этте показалось частью рва, окружающего развалины великого города. Ров, естественно, многие года обсыпался и зарастал, но от беспрерывно хлещущего ливня уровень воды поднялся настолько, что вброд было не перейти.

– Нет, мама говорила про какой-то мост… кажется, у южных ворот, – возразила Этта. Девушка сомневалась, что он будет похож на современную пешеходную дорожку, к которым она привыкла в своем времени, но его стоило найти, чтобы не встречаться с обитателями рва, кем бы те ни были.

Желая заполнить тишину и перестать слышать в пляске дождя на листьях шипение рассерженных змей, Этта спросила:

– Где ты путешествовал с Джулианом?

– Там-сям.

Хорошо. Тема Джулиана все еще закрыта, и она не хотела давить на нее, если она приносила столь явную боль. Но Этте было невероятно любопытно узнать об этом кусочке его жизни.

– Думаю, ты был близок к тому, чтобы взять верный след астролябии, – сказала она ему. – Не думаю, что вы были в правильном году, но почти уверена, что первая подсказка относится к «Гнезду тигрицы». Джулиан ведь погиб там?

Николас запустил руку в свои короткие волосы и кивнул.

Этта переплела пальцы.

– Ведь это мама виновата? Во всем. В том, что ты путешествовал с ним, в его смерти…

– Я могу простить твою мать: она делала то, что считала правильным, даже если ее методы были сомнительны и чертовски неприятны, – ответил он. – Но если проследить вину до самых ее истоков, виноват один лишь Айронвуд.

Всегда Айронвуд.

– Не знаю, где и как начать, – признался он, отводя ветку с ее пути. Николас искал слова. – Нас с Джулианом отправили в Бутан, потому что старик нашел записи, как монах однажды заметил молодую блондинку в пещере для медитаций, никогда ее не покинувшую. Мы думали, это будет очередная безрезультатная попытка. Где только мы не искали все эти долгие годы: от Мексики и Индии до того, что тебе, вероятно, известно как Аляска?

Этта кивнула.

– Это не… это не самая простая вещь для обсуждения, – заметил он, на мгновение его голос заглушил треск грома. – Какое-то время я был слеп к настоящей роли, которую играл. Я говорил себе, что путешествовал не как слуга Джулиана, а как его брат, друг и защитник. Думаю, он видел во мне наперсника, но… я слишком уж возгордился. Осознание того, что главной моей ролью была роль лакея, снедало меня. Прямо перед его смертью я сказал, что больше не хочу путешествовать… что хочу вырваться из капкана нового рабства.