Пассажирка

В воздухе смутно пахло пожаром; Николас нахмурился еще сильнее, в нем шевельнулось новое беспокойство. Он держался поближе к Этте, заставив ее сбавить темп. Обернувшись, он увидел свесившегося с платформы человека, всматривающегося в туннель. Сперва Николасу показалась, что кожа мужчины темнее его собственной, но правда вылилась на юношу, словно ушат холодной воды: преследователь просто вымазал лицо сажей, но черты остались узнаваемыми. Это он стрелял в них вечером. Как, черт возьми, он успел их найти?

– Один из Тернов, – сообщил он. – Нам нужно поторапливаться.

– Я кое-что вижу, – сказала она. Впереди виднелся свет, разрыв в туннеле. – Должно быть, следующая станция. Мы уже близко.

Не сбавляя шаг, Николас полез в сумку, достал гармошку, приложил к губам и тихонько подул. Нота была не более чем слабым вздохом звука. В ответ их накрыло таким громовым хлопаньем и чудовищными воплями, что Этта невольно прижалась к нему от испуга. Должно быть, до предполагаемых Мраморов Элгина оставалось совсем недалеко. Действительно, он увидел верхушки белых точеных голов над деревянными укрытиями, безжизненные глаза следили за ними сквозь густую тьму.

– Стоять! – закричал мужчина.

Никогда.

– Здесь! Прямо здесь, – она указала в сторону стены, где воздух пульсировал в темноте. Громогласный рев стал просто болезненным, заставляя кровь биться у него в голове, когда он – с Эттой за спиной – первым устремился к ним. Импульс вытолкнул его через ворота на другом конце прохода. Он почувствовал, как перехватило дыхание, как колотилось сердце. Мир растворился в чистейшей темноте, давление воздуха стиснуло кости негнущейся спины. И так же быстро, как впрыгнул в него, Николас вывалился с другой стороны прохода.

Птицы и насекомые сорвались со своих насестов в сочных зеленых деревьях и кустах, раскинувшихся вокруг. Прежде чем привыкнуть к яркому свету, он всегда на мгновение слеп. Николас припал лицом к мокрой земле, пытаясь рассеять туман в голове. Не успел он подняться на ноги, как что-то обрушилось ему на спину, и он снова распластался в грязи.

– Извини! – ахнула Этта, скатываясь с него. – Ох…

Он сел, обратив взгляд обратно ко входу в туннель. Когда стало ясно, что тот мужчина не собирается следовать за ними до конца, – что если он и был Терном, то стражем, а не путешественником, – Николас осмотрелся. Джунгли – необъятная густая завеса зеленого и коричневого.

Воздух был тяжелым от несовместимых запахов гнили и цветов, свет – зеленым от завесы блестящих листьев и переплетенных над головой тонких ветвей.

– Ты в порядке? – спросил он, слова царапнули по пересохшему горлу. – Этта?

Она лежала на земле, небесно-голубое платье забрызгалось грязью.

Прежде чем смог заставить себя остановиться, он принялся выдергивать из ее волос длинные зеленые листочки, стряхивая их подальше, а девушка стонала, сотрясаясь в лихорадке.

– Ты в порядке, – сказал он ей. – Посмотри на меня, на мгновение… лишь на мгновение, пиратка.

Он пережил, по меньшей мере, пять скачков через проходы во время обучения, прежде чем изгнал путевую болезнь из своего организма. Юноша слишком хорошо знал, как Этта себя чувствует: слабость, каждый звук раскалывает череп, кровь в жилах превращается в лед. Этта открыла глаза, но взгляд ее был рассеянным. С губ слетел тихий вздох, и веки, затрепетав, закрылись.

– В… порядке, – прошептала она. – Одну… секундочку…

У них не было ни секундочки и не будет, пока он не поймет, куда вывел их проход и были ли поблизости стражи. Тот тип в Лондоне сообщит, что видел, любому ближайшему путешественнику, и его или ее отправят за ними. Им нужно немедленно найти следующий проход и уйти прежде, чем их снова отследили.

Николас принесет Айронвуду его чертову астролябию, но он хотел сделать это на своих собственных условиях и вырвать Этту из Айронвудовой хватки. Нужно лишь не дать ей почувствовать, что путешествие закончится совсем не так, как она себе представляла.

Он взглянул на ее сморщившееся лицо и проглотил обжигающую желчь.

Еще раз оглядевшись вокруг и убедившись, что поблизости никого нет и что в эту минуту им угрожают лишь голод и обезвоживание, Николас взял ее на руки и пошел.

Вокруг не было никаких следов, никаких признаков человеческого присутствия. Николас напряг слух, пытаясь расслышать что-нибудь, кроме стрекотания и жужжания насекомых, среди которого различил, как он надеялся, звук падающей воды.

Ноша не тянула рук; вот только держать ее в своих объятиях, с некоторым беспокойством подумал Николас, становилось слишком привычным. Он перешагнул мощную лапу корня, торчащую из мягкой земли, и подставил лицо и плечи хлещущим ветвям, делая все возможное, чтобы загородить Этту.

– Где?.. – спросила она, приходя в себя. Николас смотрел на нее с улыбкой: в следующий раз ей будет легче.

– Не уверен, по правде говоря, – признался он.

– Отпусти меня, – попросила она. – Я могу идти, честно.