Пассионарная Россия

И далее: «При жизни он был бы мертв, по кончине он пережил себя…» Версия об отравлении Николая предлагалась и ранее. Особенно в мемуарах современников. Разумеется, речь шла не о преступлении лейб-медика Мандта, а о его проступке; дал яд императору по его приказу.

Допустимо ли психологически самоубийство Николая I?

«И когда мы задумываемся над биографией и всей историей царствования этого глубоко самолюбивого человека и яркого самодержца с присущей ему своеобразной идеологией, сначала полного самоуверенности…, а затем униженного, сознающего, что «все царствование его было ошибкой», сломанного, опечаленного и действительно переживающего трагедию, то надобно сказать – да, допустимо».

Какова же аргументация сторонников этой более чем вероятной гипотезы? Рассмотрим основные подтверждения версии.

1. Прежде всего, это сведения об участии профессора Грубера в бальзамировании тела и о прямом давлении на медика с целью сокрытия следов отравления.

2. Это утверждения о самоубийстве императора, разбросанные в документах, дневниках, письмах, воспоминаниях современников (А. О. Смирнова-Россет, фрейлина А. Тютчева, князь В. А. Черкасский и др.).

3. Это факт захоронения государя в закрытом гробу.

4. Это публикация герценовского «Колокола» в 1859 г.

5. Это наконец воспоминания «главного свидетеля» – полковника Генерального штаба, адъютанта цесаревича Александра Николаевича Ивана Федоровича Савицкого. После участия в польском восстании 1863 г., в эмиграции, он опубликовал мемуары, свободные от ограничений цензуры. В этих воспоминаниях он широко ссылается на информацию гомеопата Мандта, признавшегося ему позднее, что он был вынужден дать Николаю яд – это был и приказ, и просьба императора, угрожавшего достать яд помимо врача.

6. Савицкий ссылается и на впечатления Александра Николаевича, которыми с ним тогда же поделился цесаревич: государь умирал в страшных муках, лицо было покрыто желтыми, синими, фиолетовыми пятнами. Последней его волей был запрет на бальзамирование его тела: свою тайну он хотел унести в могилу.

Возможно, в воспоминаниях бывшего полковника сквозит субъективизм, его оценка Николая I чрезмерна жестка, но ей не откажешь в образности и том колорите, которым обладают высказывания, свободные даже от внутренней цензуры: «Тридцать лет это страшилище в огромных ботфортах, с оловянными пулями вместо глаз безумствовало на троне, сдерживая рвущуюся из-под кандалов жизнь, тормозя всякое движение, безжалостно расправляясь с любым проблеском свободной мысли, подавляя инициативу, срубая каждую голову, осмеливающуюся подняться выше уровня, начертанного рукой венценосного деспота. Окруженный лжецами, льстецами, не слыша правдивого слова, он очнулся только под гром орудий Севастополя и Евпатории. Гибель его армии – опоры трона – раскрыла царю глаза, обнаружив всю пагубность, ошибочность его политики.

Однако для одержимого тщеславием, самомнением деспота легче оказалось умереть, наложить на себя руки, чем признать свою вину».

Чрезмерно жесток полковник-эмигрант? Может, стоит посочувствовать государю, решившемуся на страшный грех – добровольный уход из жизни из-за неудач своей политики?

А вот и великий Ф. И. Тютчев, не только ведь поэт, но и камергер Двора Его Императорского Величества, откликнулся на смерть Николая такими словами:

Не Богу ты служил и не России
Служил ты суете своей.

Приговор суровый. Но, по мнению ряда дореволюционных историков, справедливый и даже… известный самому Николаю.

Вот как заканчивает свое исследование А. Е. Пресняков: И в личной, в официальной жизни Николая много трещин, которые все расширялись. Личная – искажена и подавлена условиями императорства. Официальная – условиями исторического момента. Императорская власть создала себе при нем яркую иллюзию всемогущества, но ценой разрыва с живыми силами страны и подавления ее насущных, неотложных потребностей. Энергия власти, парализованная трусливым консерватизмом и опаской потрясения, направилась с вызывающей силой на внешнюю борьбу. И эта борьба был двойственна в своих основах. Она велась и для защиты в общеевропейском масштабе давних начал политического строя, крушение которых подкапывало положение самодержавной империи, и для завоевания России возможно значительного места на путях мирового международного обмена. Николаевская Россия не выдержала испытания этой борьбы. Ее государственная мощь оказалась мнимой: северный колосс стоял на глиняных ногах. Рушилась вся политическая система Николая I. Оборвалась и его личная жизнь.

Тайна смерти Николая I, таким образом, не такая уж историческая загадка. Интересно другое: его смерть – закономерный итог его жизни. И депеша из Евпатории лишь поставила точку в конце одной из страниц истории государства Российского…

Николай I и культура его времени