Пассовочка. Турне московского «Динамо» по Британии, 1945

Обе команды играли с тремя беками, фул-беки брали в опеку – каждый «своего» – крайних нападающих противника, центральный хав («стоппер») контролировал центр поля и все они смещались как единое целое в направлении угрозы. Перед ними располагались два крайних хава и два форварда-инсайда, составлявших жесткий квадрат, причем хавы по своим краям шли вперед, помогая развивать по своему краю атаку, а инсайды отступали при атаке противника, чтобы помочь защите. Вингеры, чьей главной задачей было выполнять кроссы в штрафную площадь, располагались широко и гораздо ближе к воротам противника, чем современные края. Центрфорварды, традиционно крепкие физически и умеющие хорошо играть на «втором этаже», продавливали центральных беков и откликались на дальние «вертикальные» передачи и кроссы, исполнявшиеся в их направлении.

Хотя дриблинг всё еще относили к высшему футбольному искусству, общий уровень контролирования мяча не считался бы сегодня высоким даже по меркам нынешнего третьего Дивизиона. Более тяжелый мяч и поля невысокого качества до некоторой степени были тому причиной, но также и невысокий приоритет, который придавался этому компоненту игры на тренировках. И поскольку игрокам требовалось дополнительное время для укрощения мяча, игру в короткий пас было трудно осуществлять. Длинные передачи и кроссы давали игрокам больше шансов включить свои физические возможности при жесткой силовой борьбе и подкатах сзади, при которых вместе с мячом «вырубались» и ноги противника, и несколько кубических футов земли и дерна.

Это была игра, созданная для быстрых и сильных, для игроков типа Лаутона, королей воздуха, полагавшихся на быстроту мысли, физическую мощь и бесстрашие, которые компенсировали некоторую неуклюжесть на земле. Но это была игра, в которой находилось место и игрокам типа Стэнли Мэттьюза, Рэйча Картера и Алекса Джеймса, чье изумительное мастерство при обращении с мячом позволяло создавать голевые шансы для Лаутона. Это не был футбол, где поощрялась тонкость, он не был ни ровным, ни плавно-текущим. Скорее – удар и рывок, тотальное действие, рваное и яростное. В лучшие моменты игра вызывала восхищение у зрителей и доставляла огромное удовольствие участникам.

Их футбол являлся, как в то верило большинство британцев – лучшим в мире.

Но истине это мнение не соответствовало, и, возможно, вот уже лет двадцать. И хотя ни одна британская или шотландская команда не была бита на своей земле в этот период, но в нескольких играх всё решалось «на тоненького», как в упомянутом выше матче против Австрии в декабре 1932 года. Но еще более симптоматичными были несколько сокрушительных поражений в гостях, включая разгром 2:5 от французов, но в те дни плохие новости не перемещались так скоро и в той же полноте, как сегодня. Не придумали еще телевидения, не говоря уже об информационных супер-хайвеях, и как-то получалось, что поражения, которые вы не могли увидеть, не казались столь же реальными, как победы, на которые можно было попасть. Три предвоенных Кубка мира могли дать общественности ключ к пониманию достоинств «домашнего» футбола, но все четыре домашние страны отказались в нем участвовать.

И всё же любому непредвзятому наблюдателю были очевидны признаки относительного упадка британского футбола. Но почему их предпочитали не замечать? Простое отрицание является очевидным ответом – как иначе объяснить замечание английского игрока в туннеле стадиона «Уэмбли» в 1953 году, указавшего на «толстяка-коротышку» и заключившего, что «с ним у нас проблем не возникнет»? В ретроспективе понятно, что еще более красноречива не недооценка Пушкаша, а тот факт, что игрок английской сборной либо не знал о недавних ошеломительных достижениях венгров, либо не считал их относящимися к делу. В любом случае, он демонстрировал поразительную «островную» ограниченность мышления.

Известно клише, что отцы не способны принять поражение от своих сыновей, и британцы равным образом не могли осознать, что недавние ученики – те, коим они так великодушно подарили футбол – стали сейчас, по меньшей мере, их ровней. Ситуация утяжелялась еще и тем фактом, что упадок футбольной доблести Британии отражал упадок Британии, как нации в целом. Претензия страны на членство в так называемой «Большой тройке», так же как и претензия на футбольное превосходство, основывалось почти единственно на былой славе. На какое-то время иллюзорно-высокий статус нации еще можно было поддерживать: Британия оставалась сильной военной державой, и, как США, так и Советы – каждая страна по своим причинам – временно не хотели прокалывать пузырь. Империя сохранялась, покрывая розовым цветом четверть земного шара, хотя как преференциальный таможенный тариф, ее оплачивавший, так и желание сохранять глобальное присутствие, готовы были исчезнуть, первый – под нарастающим давлением со стороны США, а второй – ввиду усиливающегося в мировом масштабе сопротивления неприкрытому колониализму, которое станет доминирующим в следующие двадцать лет.