Pasta per amore, или Макароны для Любы

Не спрашиваю девушку о следующей встрече — я всегда могу ей написать в мессенджере. Я мысленно уговариваю её разрешить поцеловать на прощание. Жду малейшего намёка: притормозит — я не растеряюсь!

Но Люба идёт уверенно и, кажется, даже ускоряется, когда до ворот остаётся всего метров десять. Мысленно я уже смирился с тем, что пора расставаться, как вдруг в нескольких шагах от калитки Люба резко останавливается, поворачивается к опешившему мне и быстро чмокает меня в щеку. Спустя мгновение я слышу лишь хлопок железной двери, и не успеваю снова её открыть, чтобы проводить гостью, как машина декана отъезжает от двора.

* * *

* иллюзорная корреляция — склонность видеть взаимосвязь между двумя явлениями или ситуациями там, где её нет.

** Эффе́кт Розента́ля, или эффе́кт Пигмалио́на — психологический феномен, заключающийся в том, что ожидания личностью реализации пророчества во многом определяют характер её действий и интерпретацию реакций окружающих, что и провоцирует самоосуществление пророчества.

16

Сухие пальцы с коричневыми пигментными пятнами, напоминающими окрас леопарда, барабанят по столу, а я пытаюсь предугадать, о чём думает в данную минуты их обладатель. В аудитории нас четырнадцать, сбившихся в кучку в большом лекционном зале. Я защищал свой проект предпоследним, а это значит, что как только рыжий пацан с иняза закончит мямлить про какую-то гендерную хрень, решится моя судьба.

По большому счёту, я не так уж и боюсь «приговора». Точнее, это и не приговор вовсе. Коль уж меня допустили до защиты проекта по философии, то уж какую-нибудь оценку я точно получу. Однако впервые за последние два года беспокоит, какую именно. И нет, не потому, что меня действительно это заботит. Это важно для Любы.

Почти месяц она помогала мне готовиться к сегодняшней защите, и я знаю, что она волнуется за меня и ждёт, что я получу в итоге. Мне кажется, что это важно для неё, и я не хочу подвести.

Наконец-то последний студент закончил свою, прямо скажем, отвратительную презентацию, и Филиппыч, сделав короткую отметку в своём журнале, встаёт и идёт к кафедре. Его лицо нельзя назвать довольным — уж не знаю, что его так расстроило, рыжий мямля, или то, что почти все до него защищались очень достойно, а может, старик просто устал слушать то, что он вынужден слушать из года в год на протяжении многих лет.

— Абасов — хорошо, — начал по-ежиному фырчать профессор.

Абасов — мой одногруппник, и защищался он блестяще, как мне показалось.

— Лемехов — удовлетворительно…

Ну, ладно, этот малёха растерялся на дополнительных вопросах, но неужели Филиппыч всех будет косить?

Синицина, Лепёха, Коган…

Философ называл студентов, и практически все получили оценку на бал ниже той, которую я бы поставил за их выступления. Лишь двоих наградил пятерками, но там я даже не представляю, к чему можно было бы придраться. Посматриваю на Чацкого, сидящего за соседней партой, мол, «всё нормально, я не питаю иллюзий», а он почему-то показывает мне класс. Может, своей четверке радуется…

До меня оставались две фамилии. Я смирился с тем, что меня ждёт, скорее всего, трояк, и уже мысленно прикидывал, что буду говорить Любе. Она наверняка расстроится. Может, соврать? Отметаю эту мысль уже наподлёте — дедуля быстро раскроет мой обман.

— Гардиани, — произносит мою фамилию даже резче, чем остальные, а я мысленно выбираю, чем порадовать Любу, чтобы смягчить расстройство, может купить её любимую белёвскую пастилу? Или лучше…

— Отлично.

Лучше шоколадку с орехами. Цельным фун… ЧТО?

— Что? — я всё же не верю своим ушам и вопрос сам вылетает из меня.

— Вы опять меня не слушали, Гардиани? Мне кажется, у меня пока нет проблем с речью. Всем спасибо, все свободны.

Филиппыч игнорирует мой вопрос, видимо, считая его риторическим, и я понимаю, что мне не послышалось. Пока профессор недовольно закрывает журнал и, что-то бурча себе под нос, покидает аудиторию, я пытаюсь осознать произошедшее.

И что это было сейчас? Он нарочно поставил мне завышенную оценку? Что хотел этим доказать?

— Красава, Марио! — хлопает меня по плечу сияющий Чацкий. От него я не ожидал, что тоже подключится к насмешке философа. — Поздравляю!

— С чем? С незаслуженной оценкой? Сто лет мне не приснилась эта пятерка!

— Подожди, ты что, не рад? — удивленно пялится друг. — И почему незаслуженной?

— А чему мне радоваться? Наверняка, это он ради Любы мне завысил, да еще и чтобы перед другими студентами пристыдить.

— Дружище, я тебя не узнаю, — странно лыбится Чацкий, — в первый раз слышу, что ты паришься по поводу оценки, да еще и не рад тому, что она — «отлично»! Ты не заболел?

— Мне просто не нужны его подачки! Видел же, как он через губу со мной общается⁈

— Ну, тебе-то совсем скоро вовсе не придётся с ним общаться, — загадочно подмигивает, а я не пойму, к чему он клонит. — Ну, как же, ты ведь с Любой расстаться собирался сразу после защиты проекта. Или уже передумал?