И все-таки эти танцы всегда исполняли артисты с классической балетной подготовкой. Петипа, несмотря на всю свою приверженность народным танцам, в то же время решительно двигался в сторону более абстрактной балетной формы, поэтому складывается вполне обоснованное ощущение, что законы классического танца подчиняют себе народные танцы, отражаясь как в привычках и подготовке танцовщиков, так и в осознанном хореографическом замысле, и усиливая впечатление, что танцоры только притворяются испанцами и проч. (ср.: [Arkin, Smith, 1997, p. 55]). В конце концов, речь никогда не шла о том, чтобы привлекать настоящих исполнителей фламенко или танца живота: мы четко видим только людей, изображающих испанцев, арабов и так далее. Когда национальность изображают, о ней сигнализируют отчасти благодаря контексту игры (танцы представляют собой подарки, сладости), но особенно благодаря неразрывности музыки и хореографии с остальной частью балета. В партитуре могут использоваться кастаньеты и сагаты или нехарактерный для балета навязчивый ритм, но все равно это не нарушает законов оркестровой музыки того времени — испанский танец не исполняется под аккомпанемент одной только гитары, кастаньет и притопывания ногами, а в китайском отсутствуют китайские инструменты и обертоны. Точно так же характерные движения народных танцев всегда сглаживаются законами классического балета. В испанском танце движение ног направлено вниз (тогда как в классическом балете создается общее ощущение стремления вверх), но танцоры не притоптывают ногами, а угловое положение рук сглаживается характерным для классического балета акцентом на мягких руках и кистях (то есть кисти не выворачиваются наружу, как во фламенко, их держат мягко, слегка расставляют, как принято в классической позиции). Покачивания в арабском танце могут намекать на танец живота и движение, идущее из центра тела, но не более, балетная вертикаль и вытягивание все равно сохраняются. В трепаке есть ощущение того, что для создания русского колорита добавляются движения из казачьих плясок. Короче говоря, народные танцы исполняются с соблюдением всех танцевальных норм, действующих для всего остального балета.
Итак, народные танцы в «Щелкунчике» близки к представлениям о национальных стилях, при этом демонстрируется разная степень знакомства с ними и их наслоениями, и они всегда модифицируются и ограничиваются в соответствии с общими законами классического балета. Все танцы, кроме китайского, лишены насмешки, но даже в нем она устанавливает различие, но не дистанцию. Факт того, что классический танцор может физически овладеть другой танцевальной формой, делает ее более близкой, но при этом не скрывается, что танцор остается балетным исполнителем и только изображает близость, которая никогда не захватывает его целиком.
Такая близость может вызвать множество разных реакций: можно завидовать арабской чувственности, посмеиваться над надменностью испанцев, патриотически гордиться русской удалью и искренне потешаться над причудами китайцев. Здесь есть потенциальные возможности для оммажа, юмора и местами пародии, но все они возникают в контексте того, что это приношения героине, и всегда исполняются в соответствии с идеалами классического балета — они уравновешены, полны грации, изящества и хорошего вкуса. Смысл близости обнаруживается в имперском контексте.