Некоторые произведения также более специфическим образом играют с понятием имитации. И в «Рэгтайм бэнд Александра», и в «Swanee» есть цитаты из песни Стивена Фостера 1851 г. «Swanee River» (она же «The Old Folks at Home»/«Старики дома»). Песни Фостера были одними из первых хитов блэкфейс-менестрелей, и эта отсылка одновременно сигнализирует преемственность и обозначает дистанцию (благодаря Берлину, как бы говорит песня, вы можете слушать «Swanee River» в виде регтайма, а исполнитель песни Грешвина и Цезара мечтает о том, чтобы вернуться домой к своим старикам)[202]
. В «Рапсодии в стиле блюз» сочетаются (концертное) фортепьяно и (джазовый) оркестр, при этом оба оттеняют друг друга (ср.: [Schiff, 1997, p. 10, 27, 64 ff.]). В «Плавучем театре» «Can’t Help Lovin’ Dat Man» сначала идентифицируется одним из черных персонажей как песня «цветных людей», а потом исполняется дважды: правильно — героиней, которая, как выясняется, выдает себя за белую, и неумело — простодушной белой инженю[203]. «Is It True What They Say About Dixie» («Правда ли то, что они говорят о Дикси?»), возможно, ставит под вопрос всю затею, тогда как «I got Rhythm» («Я поймал ритм») и «I Got a right to sing the Blues» («У меня есть право петь блюз»), наоборот, сигнализируют о том, что нечерный пытается доказать, что может быть черным, что он ловит ритм, на своем опыте знает, что такое блюзовая грусть.Есть разные, но иногда совместимые друг с другом способы понимания этой широко распространенной еврейской имитации афроамериканской музыки — музыки, близкой к черной, временами даже принимаемой за черную, но никогда не становящейся ею до конца и часто обозначающей этот факт. Одни говорили о близости еврейского и афроамериканского опыта страданий и общинной жизни, а также о том, что евреи и афроамериканцы живут бок о бок друг с другом. Другие находили музыкальные соответствия между афроамериканским блюзом и пением еврейских канторов: либо в том, что та и другая музыка наполнена меланхолией («В самой популярной палитре хасидской музыки присутствуют блюзовые ноты (blue notes) точно так же, как в блюзе черного человека есть лазурь или индиго»[204]
), либо в общих музыкальных элементах: «вездесущая малая терция, вокальные причитания, избыток обертонов и импровизации» [Giddins, 1981, p. 154]. Это сравнение легко в основу «Певца джаза»: титры и перекрестный монтаж проводят аналогию между пением раввина Рабиновича в синагоге и выступлением его сына Джека Робина в водевиле, у обоих есть то, что мы бы назвали соулом. Все это подчеркивает общность опыта и экспрессивности, доходящую до отождествления близость двух традиций. Другие, однако, указывают на элементы дистанцирования, которыми объясняется пастишность еврейской черной музыки.