Пастораль с лебедем

— Молчи уж, хозяин, бесстыжие твои зенки, при живом отце дети сироты! Посылаешь их по селу срамиться, а сам с утра к бочке присосался. Что за колядки с этой ржавой железкой? Прикрутил гвоздик к консервной банке и радуется — звенит!

— Сама ты старая жестянка! Помалкивай, — рявкнул муж. — Откроет рот, спасу нет — бренчит, как заведенная!..

Дед Скридон забеспокоился. Постой, как же так? «У Рарицы никого нет дома». Что ж выходит, он не в счет? Если в загсе не записались, в церкви не венчались, то Рарица и не жена Скридону? Соседских ребятишек не пускают поздравить старика, а он сегодня все равно что именинник! Сказать по совести, в этом селе, которое столько лет смеялось над четой Патику, с него и надо начинать колядки, с моша Кирпидина.

Он быстро вскарабкался на чердак и спустился с полным ситом орехов. «Раз на то пошло, двину сам колядовать. Кто ни встретится по дороге, всем подарков отделю и поздравлю — новый год, хоть и по-старому!»

Где-то в сене была у него припрятана айва, в нежилой горнице с осени развешаны кисти винограда, привядшего на воздухе. К орехам добавить айвы да присыпать сверху черными виноградинками — за таким лакомым угощеньем вся детвора набежит, это вам не городские баранки с бубликами.

Пока Скридон собирал по дому, чем приветить колядующих, маленькие Пэпушои согласились — проклятущая консервная банка кое-как позвякивает, если ее шибче встряхнешь. Гурьбой вышли со двора, и младший захныкал: «Не хочу к бабушке, хочу к тете Наде… что она нам даст?» Спели под окошком, поздравили, получили свою долю подношений, заторопились к воротам.

— Эй, хлопцы-молодцы! — крикнул им вслед Кирпидин. — Далеко ли погнали? Про меня, случаем, не забыли? А ну, заходите к дядьке, — и громыхнул ситом, полным орехов.

Два раза просить не надо, коли сам хозяин зазывает. Повернули как по команде, затянули на разные голоса: «Поздравляем, дядя, чтобы дом ваш добром полнился — две коровы, два быка…»

— Ладно-ладно, где столько быков напасешься. Корова у меня была, ну ее к шутам, да шкура давно на заборе задубела, — поворчал довольный Скридон. — Спасибо, что уважили старика, растите сильные и здоровые! Ну-ка, у кого самые большие карманы?

Зачем карманы, если у каждого на плече сумка? До чего желта айва среди белых сугробов! Сумки разинули свои пасти — дождем посыпались в них яблоки, зацокали орешки, дошла очередь до винограда. Подсох виноград, что правда, то правда — не гроздья, видимость одна. Младший не удержался, схватил большую, красивую кисть, и посыпались черные виноградинки на пушистый снег. Словно порвалась нитка на ожерелье и круглые бусины закапали черными слезинками. Средний братец присел на корточки, торопливо собирает сморщенные ягодки и тут же, пополам со снегом, отправляет в рот. А хозяин не растерялся — вон и копейки зазвенели, разбежались по карманам!

Кирпидин повертел в руках дырявую жестянку с прикрученным на проволоке ключом: вместо колокольчика папаша Пэпушой приспособил старую консервную банку со стершейся этикеткой «Перец фаршированный».

— Дай-ка мне свою штуковину, оставлю на память. А у вас будет колокольчик что надо, настоящий.

Топа-топа, засеменил Кирпидин в загон, поймал овцу, снял у нее с шеи маленький звонкий колокольчик.

— Держите! Завтра принесете обратно, а на тот год я вам снова дам. Договорились? И не забудьте, раз сегодня вспахали у меня двор, ребятки, надо его завтра засеять…

Никогда еще не видели старика Патику таким радушным добряком. Неужели это тот Кирпидин, которого дразнили малыши: «Коротышка-пуп с усами, дядька Клещ!» — и прыскали в разные стороны, прячась по кустам?

На следующее утро мош Скридон отправился в сельсовет выписать метрику на сына. Целый день раздумывал и полночи, решил твердо — назовет Николаем.

Накануне сельсоветскому секретарю, Владимиру Георгиевичу Балеру, передали из больницы записку: «прошу считать недействительной справку, выданную 13 января 1967 года гражданину Патику Спиридону Николаевичу», после чего секретарь имел беседу по телефону с врачом роддома. Сейчас он сидел в своем кабинете и покачивался на стуле. Заметив через окно моша Скридона, схватил карандаш и принялся что-то вычерчивать в огромной, на весь стол, таблице.

Старик зашел в приемную и, не дожидаясь приглашения, сел. А что, прикажете в дверях топтаться, когда секретарь у него в доме свой человек? И в гости заглянет, если охота пропустить стаканчик-другой, и просто, как заядлый холостяк, вечерок скоротает после службы, в доброй компании, с перченой шуткой и горячим ужином на столе.

Правда, сегодня он что-то не в своей тарелке, а то первым делом поздравил бы деда с новорожденным. Куда там — смешался, буркнул «Утра доброго…» и выскользнул в соседнюю комнату, где председатель на повышенных тонах выговаривал кому-то по телефону: «Прежде всего интересы общества, дорогой товарищ, и незачем раздувать конфликты между поколениями…»