Читаем Пастораль с лебедем полностью

Так и получилось, что Серафим опять отправился на базар.

17

Теперь, что это был за комар?[8]

Сказать, что он был ни рыба ни мясо, попробуй тогда найти ему пару! Скорее, это был комар — почти жеребец, комар — стреляный воробей, ведь и муха может быть слоном! Случалось ему видеть невиданное, не говоря о воображаемом, заклинаемом, сочиняемом.

Но сказать, что он был черт знает откуда, нельзя, потому что родился он на берегу пруда, как и все комары, и, понятное дело, в бытность свою приходилось ему сидеть верхом и на волке, и на ягненке, пососал он кровушку и у егеря, и лошадиный помет пробовал. Чего только не случается у каждого в жизни!

Так-то вот. И, значит, живет он на берегу пруда, кто его знает, сколько живет, а живет. И хорошо, неплохо живет! Солнце — раз, воздух — два, вода — три, камыш — четыре. А захочешь ила, захочешь крови человеческой — пожалуйста, любая тебе на выбор, ибо кто только не приходит на берег пруда: и скотина, и поэт, и байстрюк, и турок, и молдаванин… Короче, подводи воду, братец, к каждому порогу, ибо когда она только до порога, потопа не случится, будь спокоен.

И жить бы ему, как живется, да дернуло его как-то в один прекрасный день шепнуть на ухо не зная кому:

— Почему «кыш-мыш», дядя камыш?

— Какой там «кыш-мыш», когда «пшш», — ибо был вечер, и ветер дул, и камыш слегка шелестел…

— М-да… да я так просто, — говорит комар, — хотел я как-нибудь по-особенному выразиться; а спрашиваю вот что: почему вздыхаете?

— Хм, — отзывается камыш, — умница ты у меня… А где плотина, скажи?

А он, как его там, комар, и не заметил, есть плотина, нет плотины, ибо какое ему лично до этого дело?

— Ну и что?.. Из-за какой-то там плотины так шуметь?

— Вот посмотришь ты у меня, — говорит камыш, — настанет время, будешь мед делать…

— Умру, но не буду!.. — клянется комар.

— Давай, давай, — качает головой камыш, — увидим, как на следующий год вместо меня здесь лук вырастет, — что тогда будешь делать без воды?

— Еще чего не хватало! — говорит комар камышу, пытаясь натолкнуть его на какую-нибудь идею. Посмотрели бы вы, как у него, у бедного, голова кругом пошла от этих «почему», «как», «для чего», вот и звенит он под ухом у камыша: мол, почему бог дает мне одно, а делать заставляет другое?! И в конце концов, что такое бог без слова — могила, аминь!

И берет он и начинает исследовать дело — видели вы когда-нибудь спокойного комара? А чего тут исследовать, если плотина рукой подать — вот она, прорванная. Пруд засыхает, вода убывает, а вокруг такой шум — шурум-бурум, мало нам других забот!

— Да, плохо, — говорит он камышу.

— Чего уж, хуже бы не было… — вздыхает тот.

И тут вдруг встречает комар муху.

— А я в Кишинев уезжаю… — говорит ему муха, потирая лапки. — Угомонись и ты, милый, поехали вместе.

— А что мне там делать без дяди камыша?

— Так-то оно так… а здесь что ты без него будешь делать? — И вздыхает муха: — Не делать мне меда, как моя бабушка не девица, а уйти — уйду. Ибо хочу я собственными глазами увидеть умника, который написал: «Уничтожайте мух», носителей черт-те чего. Что он от меня хочет, что я ему сделала? Ты только на меня глянь. — И то крылышко ему, комару, покажет, то лапку. — Чистые, правда ведь? Ишь придумал: ношу, переношу, приношу, черт бы его побрал! Посмотрела бы я, как бы он жил без меня? Увидел бы он, умник: если б на этом свете ничто не разрушалось и не сгнивало, что бы от него осталось, господи, — мумия, сфинкс!

И, сказав это, муха своей дорогой пошла, а он, комар-дурень, не пойти ли и ему за ней?

— Ну, что теперь скажешь, дядя? — спрашивает он.

— Ух и уф! Совсем расскрипелась ось моя… Разве не видишь, в меня уже и стадо загнали?

— И что же делать?

— Хм, были бы у меня твои крылышки… Дьявол родил меня раньше тебя! — И давай жаловаться: — Водички, воды — засыхаю!

Видно, так с каждым больным — из воды вышел и воды хочет. А если ее ни тут, ни там нет, значит, надо пойти за ней еще дальше.

И полетел комар. Не найдется речка, так пусть притечет сюда хоть несчастный какой-нибудь источник!

С этой мыслью летит он туда, летит сюда, летит выше, летит ниже, и наконец повезло — натолкнулся не то на источник, не то на ручей, а скорее просто на струйку, которая течь-то течет, да не в ту сторону.

— Нижайше тебя прошу, — говорит комар, — заверни немного, сделай мне одолжение!

Мол, так и так, погибает камыш!

Но вы поглядите, до чего лицемерен этот мир…

Ручеек, вместо того чтобы сказать правду, ибо нам с малолетства известно из географии, что-де камышу угодишь, сам погоришь, болотом станешь, говорит другое:

— Да я бы всей душой, но веление снизу, с долины: меня море ждет! Спешу…

Видит это комар, а до моря почти ничего не осталось — и махнул он туда.

— Вот дело какое… — начал он, как пришел, — сделайте одолжение, оставьте-ка на час-другой ручеек в покое, а то он не речка и даже не ручей, а строит из себя персону большую!

Море есть море, такое уж оно, говорят, равнодушное, — и говорит:

— Что до меня, я не убываю, не прибываю, — мне-то что?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Провинциал
Провинциал

Проза Владимира Кочетова интересна и поучительна тем, что запечатлела процесс становления сегодняшнего юношества. В ней — первые уроки столкновения с миром, с человеческой добротой и ранней самостоятельностью (рассказ «Надежда Степановна»), с любовью (рассказ «Лилии над головой»), сложностью и драматизмом жизни (повесть «Как у Дунюшки на три думушки…», рассказ «Ночная охота»). Главный герой повести «Провинциал» — 13-летний Ваня Темин, страстно влюбленный в Москву, переживает драматические события в семье и выходит из них морально окрепшим. В повести «Как у Дунюшки на три думушки…» (премия журнала «Юность» за 1974 год) Митя Косолапов, студент третьего курса филфака, во время фольклорной экспедиции на берегах Терека, защищая честь своих сокурсниц, сталкивается с пьяным хулиганом. Последующий поворот событий заставляет его многое переосмыслить в жизни.

Владимир Павлович Кочетов

Советская классическая проза