Пастораль с лебедем

— Не мешать! Попрошу не мешать общему делу всякими внеплановыми планерками и производственными летучками! А то меня спросили: «Василь!.. Каково твое представление и мнение о нашем новом председателе сельсовета?» Я ответил: «Да здравствует», это вы, в едином лице.

Траяна Николаевича потрясло, как по-наполеоновски он это произнес. Ни дать ни взять — неистовый корсиканец в день свержения Директории. Председатель опять заулыбался: «Смотри ты, шельма, и какой деловой!» А тот продолжал:

— Аамуское сельпо не в состоянии обеспечить меня синькой, вот недостаток в моей коммерции, у них нет ни производственных мощностей, ни деловых торговых связей, а наш долг — предоставить местному трудовому люду взамен утильсырья синьку и дрожжи в ассортименте.

Все переглянулись, а Траян Николаевич с подозрением посмотрел на Синькина: «Ишь как кроет терминологией, а? Где только набрался — производственные мощности, ассортимент… И где достает эту свою синьку? Может, уже сам, дома алхимию развел? В высшей степени странно…»

Самого Синькина, казалось, меньше всего заботило их удивление.

— Так вот, вместо дрожжей и синьки наша дорогая потребкооперация во главе с глубокоуважаемым Петром Ивановичем Крэсэску пусть отпускает за наличный… — Василий выдержал весомую ораторскую паузу, — пусть отдают за наличный расчет весь тюль, который поступает в магазины Аамуского сельпо.

Опять последовал быстрый обмен взглядами, и вот уже нос из чужой кожи ожил фиолетовой краской: «Новое дело затевает, авантюрист? Заполучил жеребца, так скоро всю торговлю к рукам приберет? Товарищи, тут что-то не так — зачем к дрожжам и синьке тюль? Или он хочет переименоваться в Тюлькина?»

Василий же невозмутимо продолжал:

— А я позабочусь, чтобы преобразовать лицо… вернее, провинциальный лик нашего селения. Он, лик… Нет, оно, селение, будет сиять всеми цветами радуги, розово-лазуревыми, оранжевыми и прочее, в зависимости от окраски тюлей, — казалось, он закусил удила. — Со временем, проезжая мимо, иноземные гости будут упиваться зрелищем и восторгаться, как расцвело селение Ааму. И они поймут, что истинна наша вера в грядущее процветание, ибо факт налицо — Ааму превратилось в нечто между городом и деревней! А мы — клянусь жизнью Булана и моей! — мы с ним на пару не пощадим сил и способностей… О да! — совсем распалился заготовитель. — Вижу я в зримом и недалеком будущем: село наше станет светлым окошком, оно занавесится разноцветными ажурами и будет тюлево помахивать вслед проезжающим.

Сладостные видения убаюкивали, словно прохладный ветерок в знойный день. А участкового Василий вконец заворожил, как сирена руладами. Он уж было совсем запеленал их в тончайший радужный тюль, но Траян Николаевич встряхнулся:

— Стоп, Василь, хватит. Ты же коммерсант, не сломай шею на политике. Лучше скажи, зачем нам все твои радуги?

— Как?! И это спрашиваете вы, Траян Николаевич? Зачем людям красивые дома? Не дряхлые избушки, не косые хатенки, а роскошные дачи, настоящие загородные виллы! Ибо тюль не только на окно годится, но и на ложе с балдахином. Мы живем в веке нежно-тюлевом, насквозь женском… А что вы всё удивляетесь? Я теперь куда больше знаю, чем энциклопедический словарь молдавской академии. Люблю, знаете, изредка перелистать… — И тут же осекся: — То есть не я — дети перелистывают, заставляю. Сам-то я неграмотный… Они читают вслух, а я комментирую — толкую им, несмышленым, скрытые смыслы и умыслы. Дабы дети учились прежде у своего родителя и потом своим умом доходили, чего стоит каждый учитель от Лао Цзы до Платона и Будды.

— Ладно, — Траян Николаевич встал, похлопал ладонями по столу, — слышь, Василь Иваныч, твой Буланый заржал. Что, с ним хлопот много, а?

А Василий, как истинный торговец, не смог уйти, просто прикрыв за собой дверь:

— Начальники мои, вчера вот дочка мне прочла… Жил такой Дарий, царь персов. А когда еще не был царем, поспорил с двумя персами, кому из трех стать хозяином страны. И решили: чья лошадь на восходе солнца заржет первой, тому и быть царем! Назначили место, договорились, когда соберутся… Как видите, от ржания одного четвероногого зависела судьба целого государства! И Дарий вот как с этим справился: надо дать жеребцу порезвиться здесь с кобылой, и на рассвете его обуяет ночное воспоминание, и он подаст голос. Так и вышло: почуяв знакомый дух, жеребец Дария заржал первым. А мы все, люди, тоже грешные.

…Все это Ангел и рассказал начальнику. Замолк… Вздохнул и снова:

— А вечером я пошел к нему с газетой, и, представьте себе, он, старьевщик Василий, от радости пьяный и с молдавской энциклопедией в руке!

— Так вы же сказали, он неграмотный!.. — изумился начальник.

— А я его на все подписал, — торжествующе заявил Ангел. — Он у нас человек состоятельный. И послушайте только, что он мне говорит: «Мэй, Ангел, скажи-ка ты мне, ты ведь умный. Скажи: что такое человек? Зачем он рождается? И откуда эти слова: «Цыган без лошади что без крыльев птица»? Почему их не записали в энциклопедию? Я — против!..» — и Ангел глубоко вздохнул. — Вы поняли? Он сказал: я — против!